Не позднее полуночи

— Сомневаюсь. У меня найдется, чем их развлечь. И потом, я ведь сказал, гораздо вероятнее, что после, если не произойдет одно событие, а я весьма склонен полагать, что оно-то как раз и произойдет. Обстановка накалена до предела, и не только для преступника, но также и для всех остальных, пусть для всех и по-разному… Вот почему тебе никак нельзя идти на свой бейсбольный матч, ты все время должен быть под рукой. И потом эти телефонные звонки. Они будут становиться все настойчивей и настойчивей, а обращаться с ними нужно будет тактично, по твердо. Я, конечно, могу тебе с ними немного помочь, но лучше пусть они думают, что я так глубоко поглощен их проблемой, что недоступен для общения. Разумеется, им не следует говорить о моих предположениях насчет того, что решение может прийти и после…

— Скажем, к четвертому июля, как раз ко Дню независимости, — предположил я не без горечи.

— Нет, Арчи, гораздо скорее. Если это вообще произойдет, — Вульф был исполнен терпимости. — Обычно подобную травлю с твоей стороны я воспринимаю как неизбежное зло, были случаи, когда это даже приносило известную пользу. Но на сей раз дело может изрядно затянуться, и я хочу, чтобы меня пощадили. Уверяю тебя, Арчи…

Зазвонил телефон. Я снял трубку, и вышколенный женский голос сообщил мне, что мистер О'Гарро желает побеседовать с мистером Вульфом. Видимо, они там в «ЛБА» решили все-таки не ронять себя и вернуться к принятым стандартам общения. Я ответил ей, что мистер Вульф занят, но если мистеру О'Гарро будет угодно, то он мог бы поговорить с мистером Гудвином. Она сказала, что он желает мистера Вульфа, я посочувствовал и повторил, что это невозможно. Тогда она попросила не вешать трубку и после небольшой паузы согласилась, чтобы я пригласил к телефону мистера Гудвина. Я сообщил, что он уже у телефона. Затем послышался мужской голос:

— Алло, это Гудвин? Это Пэт О'Гарро. Мне нужно поговорить с Вульфом!

— Я это уже понял, но у меня строжайшие инструкции не беспокоить, и я не возьму на себя смелость нарушить этот запрет. Знаете, когда он вот так погружается в какое-нибудь дело, как, например, сейчас, то беспокоить его небезопасно не только для меня, но и для дела. Вы подкинули ему крепкий орешек, так дайте же ему спокойно его разгрызть.

— Бог мой, но мы же должны знать, чем он занимается.

— Вовсе нет, сэр. Прошу меня простить, но тут вы глубоко заблуждаетесь. Либо вы полностью ему доверяете, либо нет. Когда он с головой уходит в работу — а сейчас дело обстоит именно так, — то он никому и никогда не говорит, чем занимается, и было бы величайшей ошибкой его об этом спрашивать. Как только у него появится что-нибудь, что бы вам хотелось узнать, или следует знать, или в чем ему будет нужна ваша помощь, вам незамедлительно об этом сообщат. Да, я уже довел до сведения мистера Баффа и мистера Хансена, что прошлой ночью нас навестил инспектор Кремер.

— Да-да, мне об этом говорили. Так в какое время после обеда я мог бы сегодня к вам заскочить?

— В любое, когда вам будет угодно. Я здесь безотлучно. Если захотите, можете взглянуть на записи бесед с конкурсантами. Мистер Вульф будет у себя наверху и принять вас не сможет. Когда он так погружается в дело, нам даже трудно заставить его что-нибудь проглотить. Это целое занятие…

— Все-таки что же он там, черт побери, делает?

— Шевелит мозгами, которые вы наняли. Ведь вы же решили, что вам нужны специальные мозги? Вот он ими и шевелит.

— Да-да, конечно… Хорошо, до встречи.

Я сказал ему, что буду жутко рад его видеть, повесил трубку и повернулся к Вульфу, чтобы узнать, доволен ли он моим обращением с клиентами, но он уже снова поднял книгу, раскрыл её, и я решил его не отвлекать.

12

Не устаю благодарить Бога, что последовавшие за этим четыре дня уже больше не впереди, а давно позади. Не спорю, бывают в жизни такие операции и такие ситуации, когда самое лучшее, что вы можете предпринять, это поставить ловушку, а потом сидеть и терпеливо ждать, пока в нее не угодит жертва, и поверьте, что в таких случаях я умею ждать не менее терпеливо, чем всякий другой, но все дело-то в том, что на сей раз мы не ставили никакой ловушки… А ждать, пока жертва сама соорудит себе ловушку, а потом сама же в нее попадет, это требовало больше терпения, чем было у меня в запасе.