— Я хочу объяснить… Это важно, — тихо закончила она.
Он сделал глоток из кофейной чашки, поставил ее на столик и скрестил на груди руки.
— Когда я узнала, что беременна…
— Как ты узнала? — перебил он, но бесстрастно, будто это была миссия по установлению фактов.
— Я сделала тест.
— Почему?
Она нахмурилась, вспоминая те выходные.
— Я поняла, что мой цикл запоздал. Я не очень хорошо разбиралась в таких делах, но я смотрела достаточно телешоу, чтобы знать, что задержка менструации обычно означает только одно.
— Итак, что ты сделала?
— Однажды я прогуляла школу, — сказала она, погружаясь в прошлое. — И пошла в бесплатную клинику. Я использовала вымышленное имя, потому что мой отец, казалось, знал всех, и я боялась, что он узнает. Они сделали мне тест на беременность и сказали прийти назад, если он будет положительным. Тест оказался положительным.
— А потом? — Его глаза были прикованы к ее лицу.
Алисия уставилась на него, но ей снова было шестнадцать, неуверенная, напуганная тем, что внутри ее зародилась новая жизнь.
— Я не знала, что делать, — призналась она. — Мой отец почти не разговаривал со мной, и у меня не было других членов семьи, кроме его матери, которую я не видела много лет. С тех пор как ты ушел, мне не разрешали видеться с друзьями, разговаривать с кем-либо.
Грасиано молчал. Она налила чашку кофе и себе, хотя не была уверена, что ее нервы нуждались в дополнительном возбуждении.
— У меня не было никого, к кому я могла бы обратиться. Кто мог бы помочь мне разобраться во всем этом. В первый раз, когда я позвонила тебе, это было очень жестоко, — прошептала она, повернувшись к нему спиной, а затем подошла к фотографии Энни, висевшей в другом конце комнаты. Фотография была сделана незадолго до ее четвертого дня рождения. Алисия все еще мысленно видела улыбающееся лицо дочки, когда закрывала глаза. — Я так любила тебя.
— Это была не любовь, — язвительно ответил он. — Это были подростковые гормоны.
Боль, которую она чувствовала, была такой же реальной, как будто ее ударили в живот.
— Для меня это была любовь, — твердо сказала она. Не было смысла убеждать Грасиано в своих чувствах, Алисия говорила только о себе.
Она стояла к нему спиной, поэтому не видела выражения его лица, не видела, как он закрыл глаза и вздохнул.
— Я пришел сюда не для того, чтобы говорить о нас. Я хочу знать о своей дочери.
— Я не знала, что ты уехал так далеко. Я звонила в первый раз, потому что хотела приехать к тебе. Я хотела убежать и быть с тобой. Но твои чувства изменились. А может быть, их и не было. Может быть, я все время ошибалась.
Она потягивала кофе, глядя на лицо Энни на фотографии.
— Поэтому, когда я узнала, что беременна, я боялась тебе сказать. Даже тебе. Я была совершенно одна, Грасиано. Ни семьи, ни друзей, ни тебя.
Наступила тишина. Она ждала, когда он заговорит.
— Я использовал презерватив, — произнес он наконец.
Она закрыла глаза. Его интересовало только зачатие Энни. Больше ничего. Трудности, с которыми столкнулась Алисия, ничего для него не значили. Потому что он не любил ее. Ее признание в том, что она любит его, ничего не изменило в его чувствах.
— Ты ясно дал мне понять, что я тебя больше не интересую. Но ты все еще был единственным человеком, к которому, как я думала, я могла обратиться. Это был наш ребенок, — горько сказала она. — И несмотря на то, что ты сказал по телефону в тот день, я знала, что ты мне поможешь.
Он молчал.
— Ты помнишь тот звонок?
Она обернулась и посмотрела на него. Он кивнул.
— Я был зол.
— Да, ты был зол. Мой мир рушился, и я обратилась к тебе, нуждаясь в тебе, нуждаясь в помощи… — Она прервалась на полуслове. — Я хотела сказать тебе, Грасиано. Я никогда не собиралась растить ребенка в одиночку.
— Так почему же ты не сказала?
— О! Как? Как я могла? Я была влюблена в тебя, убита горем из-за того, что произошло, а ты сказал мне, что все это ничего для тебя не значит. Ты сказал мне перестать тебе звонить, что больше никогда не хочешь слышать обо мне. Ты был ужасен.
— Да, — сказал он после паузы. — Но ты была беременна. Что бы я ни говорил, ты должна была найти способ сказать мне это.
— Да, конечно, но я была напуганным, отвергнутым шестнадцатилетним подростком. Очень легко сказать сейчас, как я должна была себя вести, но тогда я была полностью уничтожена после разговора с тобой.
Его маска на мгновение соскользнула, и она увидела на его лице страдание.
— Так что ты сделала дальше?
— Что я могла сделать? Я рассказала отцу. Он обзывал меня всеми ругательствами на свете, а потом дал пощечину. Через час он высадил меня в аэропорту. С тех пор мы не виделись. Я поехала жить к бабушке. Она старалась помочь, — нахмурившись, сказала Алисия. — Она не любила меня, не была ко мне добра, но она позволила мне вернуться в школу и помогала с Энни, когда та была младенцем. Когда Энни делала свои первые шаги, я пыталась связаться с тобой еще раз. Меня переполняло желание рассказать тебе об этом. Ты хоть представляешь, как трудно было с тобой связаться?
Он на мгновение закрыл глаза.