Не позвать ли нам Дживса. Посоветуйтесь с Дживсом. Дживс и скользкий тип

Мне захотелось его немного осадить. В конце концов, сколько можно: мы уже не те юнцы, что в прежние времена.

— Нечего там делать, — говорю. — Мне приятель в клубе рассказывал. Там и нет ничего, одни девицы. Полным-полно девиц. Какой интерес на них глазеть?

— Большой интерес! — возразил Биффи. — Полно девиц — это замечательно, пусть их будут десятки, сотни, и чем меньше походят на Гонорию, тем замечательнее. Кроме того, я вспомнил, что Дживс рекомендовал мне посетить именно этот павильон. Все вдруг всплыло в памяти. «Мистер Биффен, — он мне сказал, — я очень советую вам побывать во Дворце красоты». Я, правда, не знаю, к чему это он и зачем, но скажи мне, Берти, разве правильно, разумно, полезно пренебрегать хоть единым словечком Дживса? Вход вон в ту дверь слева.

Не знаю, приходилось ли вам бывать во Дворце красоты. Это своего рода аквариум, где вместо рыб содержится прекрасный пол. Входишь — перед тобой вроде как прозрачная коробка, и сквозь толстое стекло оттуда на тебя таращится прелестное создание в довольно своеобразном туалете. А сверху надпись: «Прекрасная Елена». Двигаешься дальше — в следующем отделении другая дама ведет поединок джиу-джитсу со змеей; подзаголовок — «Клеопатра». Словом, вы поняли общую идею: знаменитые женщины в мировой истории. В таком духе. Не ахти как увлекательно, на мой взгляд. Я утверждаю, что красивая женщина теряет значительную часть своего очарования, если ее поместить за стеклом. Более того, у меня даже возникло неприятное чувство, будто заглянул по ошибке в окно чужой спальни, и я припустил со всех ног, чтобы поскорее выбраться на волю. Но Биффи неожиданно обезумел.

По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление. Он вдруг пронзительно заорал, сдавил мне локоть, будто крокодильими челюстями, и что-то непонятное залопотал.

— Ик! — воскликнул он (за точность не ручаюсь, но смысл приблизительно такой).

Меж тем собралась большая толпа интересующихся. Я сначала подумал, что, наверно, женщин сейчас будут кормить. Но Биффи ни на кого не обращал внимания. Он, как полоумный, махал рукой, указывая на одно из стеклянных ограждений. Не помню сейчас, что в нем изображалось, но девица была в плоеном воротнике, так что, вероятно, королева Елизавета или Боадицея — словом, кто-то из той эпохи. Довольно симпатичная такая девушка. И она так же таращилась на Биффи, как он на нее.

— Мэйбл! — взревел Биффи, словно бомба разорвалась у меня в ухе.

Надо сказать, что мне в эту минуту было не особенно весело. Драма — она, конечно, вещь замечательная, но угодить в драму в общественном месте — этого я совершенно не выношу. А я даже не подозревал, до чего там место оказалось общественное. За каких-то пять секунд толпа удвоилась в размерах, и притом, что большинство разглядывало Биффи, достаточно нашлось и таких, кто глазел на меня, вероятно, видя во мне важного участника спектакля и ожидая от меня с минуты на минуту какого-нибудь лихого коленца на потеху публике. А Биффи знай себе скачет, как ягненок на майском лугу, и к тому же совершенно безмозглый ягненок.

— Берти! Это она! Она это! — Он дико озирался вокруг. — Где, черт возьми, ход за кулисы? Где директор? Немедленно подайте сюда директора!

Тут он набросился на стеклянную перегородку и стал колошматить по ней тростью.

— Старина, послушай-ка, — пытался я его урезонить. Но он вырвался.

Эти загородные жители вместо тросточки, являющейся непременной принадлежностью экипировки столичного щеголя, носят обычно внушительную дубину, а в Хертфордшире тогда, похоже, в моде были настоящие палицы. Биффи с первого же удара разнес стеклянную перегородку в мелкие дребезги. Еще трех ударов хватило на то, чтобы расчистить путь и войти внутрь, не порезавшись. И не успел столпившийся народ сообразить, какая удача ему выпала за один шиллинг входной платы, как Биффи очутился внутри и завязал с тамошней девицей оживленный разговор. Одновременно в толпе появились два огромных полисмена.

От полисмена нельзя требовать романтического взгляда на вещи. Ни слезинки не утерли на ходу два блюстителя порядка. В мгновение ока они прошествовали внутрь клетки, а затем обратно, уже в обществе Биффи. Я устремился следом, для того чтобы скрасить ему последние минуты, а он обратил ко мне пылающее лицо и возопил голосом, исполненным чувства:

— Чизик шестьсот восемь — семьдесят три! Запиши, Берти, а то я забуду. Чизик шестьсот восемь — семьдесят три! Номер ее телефона!

И он исчез, сопровождаемый не менее чем одиннадцатью тысячами зевак. Тут голос у моего локтя произнес:

— Мистер Вустер! Что… что… что все это значит?

Рядом со мной стоял сэр Родерик и сильнее обычного топорщил брови.

— Ничего особенного, — ответил я. — Просто старина Биффи окончательно спятил.

Сэр Родерик отшатнулся.

— Что-о?

— Понимаете, у него случился припадок. Или родимчик.

— Опять? — Он глубоко вздохнул. — И за этого человека я чуть было не позволил моей дочери выйти замуж! — пробормотал он себе под нос.

Я дружески похлопал его по плечу. Заставил себя, хотя, поверьте, это было нелегко.