Не позже полуночи

Курсы я посещала, чтобы иметь профессию секретарши про запас, но продолжала мечтать о сцене. Мне было ясно, что в Истборне нам больше нечего ждать от будущего. Папа по-прежнему тянул лямку в конторе, мама возилась по хозяйству. Это так сужало их кругозор, что, судя по всему, они ничего не получали от жизни. А вот если бы им переехать в Лондон, сколько бы интересного перед ними открылось! Папа зимой ходил бы на футбол, летом — на крикет, а мама посещала бы концерты и картинные галереи. Да и тете Мэдж с возрастом наверняка стало одиноко в ее пустом доме в Виктории.[86] Наша семья могла бы с ней объединиться, конечно взяв на себя часть расходов, и тете было бы легче.

— Послушай, — сказала я маме как-то вечером, — папе ведь скоро на пенсию, и я беспокоюсь, как ты будешь одна справляться с таким большим домом. Флоренс придется рассчитать, я стану целыми днями пропадать на работе, сбивая пальцы за машинкой, а вы будете сидеть в четырех стенах, вам только и останется, что с Принцем гулять.

Принцем звали нашего пса, он старел, как и папа.

— Даже не знаю, — отвечала мама. — Папе пока рано на пенсию. Время терпит, можно обо всем подумать через год или два.

— Как бы кто-нибудь другой не подумал за него, — сказала я. — Я бы не очень-то доверяла этой Бетти из конторы (не помню ее фамилию). Уж больно она шустрая.

Папа плохо выглядел в последнее время, и меня тревожило, что он совсем не следит за своим здоровьем. На следующий день я упрекнула его в этом.

— Как ты себя чувствуешь, папа? — спросила я.

— Хорошо, — отвечал он, — а что?

— По-моему, ты похудел за зиму, — сказала я. — Да и цвет лица у тебя неважный.

Помню, он подошел к зеркалу и посмотрел на себя.

— Пожалуй, — согласился он, — действительно похудел. А я и не замечал.

— Ты мне давно уже не нравишься, — продолжала я. — Обязательно сходи к врачу. У тебя ведь иногда колет под левым ребром, правда?

— Я думал, это от несварения, — сказал он.

— Не исключено, — отвечала я с сомнением, — но, когда человек уже не молод, можно ожидать чего угодно.

Короче говоря, папа прошел обследование, и, хотя ничего серьезного не обнаружилось, ему сказали, что есть подозрение на язву и что давление повышено. А не обратился бы он к врачам, ему бы это и в голову не пришло. Папа очень расстроился, мама — тоже, и я объяснила папе, что если он будет продолжать работать, то ничего хорошего ни для него, ни для мамы из этого не выйдет. В один прекрасный день он по-настоящему заболеет, у него случится в конторе сердечный приступ, и одному богу известно, чем все это кончится. Да и рак на ранней стадии распознать трудно, сказала я, а кто знает, вдруг у папы еще и это.

Тем временем я съездила в Лондон навестить тетю Мэдж, она по-прежнему жила одна в своем доме у Вестминстерского собора.[87]

— А вы не боитесь грабителей, тетя? — спросила я.

Она ответила, что никогда об этом не думала. Я сделала удивленное лицо.

— Давно пора подумать, — сказала я. — У меня волосы на голове шевелятся, когда я читаю в газетах о грабежах. Преступники всегда выбирают большие старые дома, где живут одинокие пожилые женщины. Надеюсь, вы держите дверь на цепочке и, как стемнеет, никому не открываете?

Тут она припомнила, что в доме на соседней улице и правда кого-то обокрали.

— Ну вот, видите? — подхватила я. — Эти негодяи уже орудуют в вашем районе. А если бы у вас поселились жильцы, и в доме появился мужчина, вам нечего было бы бояться. Кроме того, вдруг вы упадете и сломаете ногу, а рядом никого? Неизвестно, сколько времени пройдет, пока вас обнаружат.

Месяца три потратила я на то, чтобы убедить моих дорогих родных — папу, маму и тетю Мэдж, — насколько им было бы лучше, если бы они жили все вместе на общие средства в тетином доме в Лондоне. Для папы это был идеальный вариант — если он заболеет, первоклассные клиники под рукой. Так и произошло: он заболел, но прежде я успела поступить дублершей в один из театров Вест-энда.

Да, признаюсь, я бредила сценой. Помните довоенного кумира публики Вернона Майлса? У нашего поколения он вызывал такой же безудержный восторг, как звезды поп-эстрады у нынешних подростков, и я, как и все, сходила по нему с ума. Наша семья обживалась на новом месте у тети Мэдж — мне отвели две верхние комнаты, — и я каждый вечер ходила к театру и подолгу простаивала у служебного входа. В конце концов Вернон Майлс заметил меня. У меня тогда были пышные белокурые волосы, еще не крашенные, и вообще я была очень хорошенькая, хоть самой об этом говорить не принято. В любую погоду каждый вечер я стояла у театра, и постепенно Вернона это стало забавлять. Началось с того, что он расписался в моем блокноте для автографов, потом стал здороваться и махать мне и, наконец, пригласил меня в свою гримерную выпить вместе с другими актерами.

— Познакомьтесь, мой Верный Паж, — представил он меня (у него было незаурядное чувство юмора), все засмеялись и пожали мне руку, и тут я сказала ему, что мне нужна работа.

— Вы что же, хотите играть? — спросил он.