(Не)правильный выбор

— Не может этого быть… — от увиденного мне становится дурно. — Что он тут делает?

Я поворачиваюсь к мамке лицом.

— Что с ним делают мои дети?

— Ой, Аня, что делать? Что делать?

Я срываю с вешалки тулупчик и, накидывая на плечи, выхожу на улицу.

— Артём, Антон… а ну-ка, быстро домой… — рявкнула я так громко, что в ответ ворона от испуга крякнула.

Сыновья, будто по команде, повернулись ко мне личиками, на которых я увидела застывшую улыбку радости, а потом повернулся он.

— Привет, Анют.

Тук-тук-тук… тук-тук-тук…

Я медленно вдыхаю морозный воздух через нос и так же медленно выдыхаю… В животе образовывается пустота, которая разливается по всему телу.

Отчего-то голос Димы больше не вызывает во мне ни мурашек, ни трепета, ни-че-го… Пустоту и только.

— Привет, Дим, — кидаю строгий взгляд на мальчишек, и они, понурив головы, идут ко мне.

— Мам, ну, ведь папа приехал… — начинает говорить Тёмка, а у меня аж дух от злости перехватило.

— В дом… бегом… — цежу я сквозь зубы, при этом выразительно смотрю на Димку и желаю сейчас только одного — чтобы он испепелился от моего взгляда.

— Какого черта ты творишь, Дима? — после того, как мальчишки оказались за наглухо закрытой дверью, выплевываю каждое слово, как будто это яд.

— Не такого приема я ожидал! — Дима игнорирует мой вопрос, но при этом не перестаёт трогать меня своим дерзким взглядом, который я ощущаю так явственно, что приходится полы тулупчика сжать в кулак сильнее.

— Не ожидал? — ирония сквозит в моём голосе.

— Нет. А почему тебя так это удивляет, Анют? — он делает шаг ко мне, я от него.

В следующий миг он опускается передо мной на колено и откуда-то сбоку веранды достаёт огромный букет белых роз.

— Анюка, прости меня, а?! Выходи за меня замуж! Я люблю тебя, Аня! — его глаза светятся такой неподдельной искренностью и наивностью, что я в первые секунды даже потеряла способность рационально думать.

Я стояла и тупо лупилась на Диму, так сильно выпучив глаза, что через некоторое время веки неприятно заломило.

— Дим, ты больной? — спросила я его, когда дар речи ко мне вернулся.

— Да, Аня, я больной! Я болен тобой уже много лет…

— Замолчи, Дима, я не хочу слушать твой бред. Уже поздно. И я хочу сказать тебе только одно… Я, к счастью, тобой уже переболела.

Димкино лицо перекосилось гримасой боли, но мне отчего-то было совсем всё равно. Я сначала даже не поверила в свои чувства, мне показалось, что я просто отговариваю себя от того, чтобы пожалеть его, ставлю блок… но… прислушавшись к внутренним ощущениям, поняла, что мне действительно его страдания безразличны.

— Дим, тебе лучше уйти… уйти и забыть меня. И знаешь, это действительно какая-то мания, Дим, это не любовь.

— Аня, — Димка хватает меня за руку и дёргает на себя.

Тулупчик, который я сжимала пальцами, распахивается, и взгляду парня предстаёт во всей красе мой восьмимесячный живот.

Димка смотрит ошалелым взглядом то на меня, то на живот. А я удивлённо смотрю на него. Неужто он не понял, что я беременна? Ведь округлость такого живота только слепой мог не заметить.

— Анют, ты беременна? — наконец-то выдает все свои мысли в вопросе парень.

— Ну, как видишь, Дим. Беременна и счастлива, — сообщаю ему, высвобождая руку из его захвата.

— А как же наши дети, Анют? Ведь Антошка мой сын? Я знаю, что мой, можешь не придумывать, что его отец — хмырь, с которым ты живешь, я не поверю. Он очень похож на Тёмку и на меня, — с благоговением произнёс он последнюю фразу. — И как ты могла скрыть от меня второго ребёнка? Ты бессердечная, Анют.

— Во-первых, Дима, я ничего от тебя не скрывала и не скрываю. Если бы ты хоть раз за эти годы вспомнил про Тёмку и приехал навестить его, то обязательно увидел бы и Антона. А что получилось, скажи?

Дима молча стоит и пережёвывает все мои слова.

— Да что я тебе говорю, ты и сам всё понимаешь. И прошу тебя, не порти мне жизнь, Дим.

Тяжёлый выдох слетает с моих губ, и я разворачиваюсь, чтобы уйти, когда Дима вновь останавливает меня.

— Анют, постой… Анют, я всё понимаю: и твою обиду, и твоё разочарование во мне, но поверь… я слишком был зависим от родителей… от матери… Но теперь я большой человек, Анют… теперь у меня есть власть и деньги, теперь я крепко стою на ногах, и мать нам теперь не будет помехой, — он переводит дыхание, и я не успеваю сказать ни слова в ответ, он продолжает: — Этот малый, конечно, молодец, подмял под себя чужую женщину с чужими детьми и ничего себя чувствуют, нормально? Но ничего, Анют, ему нужно отдать должное… пусть эти годы он воспитывал моих сыновей, а теперь я его ребёнка буду воспитывать. Анют, соглашайся. Ну, ты сама-то подумай, что тебе делать в этой глуши? Ты же так никуда и не поступила… похерила свой красный диплом, а со мной у тебя будут огромные перспективы, со мной ты станешь настоящей женщиной, а не кошкой, которая только и знает, что рожать детей…

Он не договорил…

Звонкая пощёчина обожгла мою руку и морду этого урода. Урода в самом прямом смысле слова.

— Пошёл вон, — цежу сквозь зубы, сжатые до боли в челюсти, и разворачиваюсь, чтобы уйти.