Не прикасайся ко мне

— Знаю, знаю, но в этом-то и беда! Реформы, исходящие сверху, сводятся внизу на нет из-за присущих людям пороков, например, из-за страстного желания поскорее разбогатеть, а также из-за невежества народа, который молча выносит все. Королевским указом не искоренишь злоупотреблений, если не будет властей, которые бы ревностно следили за выполнением этого указа, если людям не будет дана свобода слова, чтобы защитить себя от наглости власть имущих. Проекты останутся проектами, злоупотребления — злоупотреблениями, а довольный собою министр будет спать еще спокойней. Более того, если высокий пост случайно займет человек, вдохновленный великими, благородными идеями, то за глаза его назовут безумцем, а в глаза скажут: «Ваше превосходительство не знает страны, ваше превосходительство их испортит, ваше превосходительство правильно поступит, если послушает такого-то и такого-то». А так как его превосходительство и вправду не знает страны, ибо до сих пор служил где-то в Америке, и к тому же, как у всякого человека, у него есть свои недостатки и слабости, то он легко позволит убедить себя в этом. Его превосходительство к тому же хорошо помнит, как, добиваясь этой должности, ему пришлось порядком попотеть и помучиться и что занимать ее он будет всего лишь три года, что он уже стареет и что следует думать не о донкихотстве, а о своем будущем: особнячок в Мадриде, домик в деревне и приличная рента, позволяющая вести роскошную жизнь в столице, — вот чего он должен добиться на Филиппинах. Не будем требовать чудес, не будем требовать, чтобы человек, приехавший из-за границы с целью обогатиться, был заинтересован в процветании нашей страны. Какое ему дело до благодарности или проклятий народа, которого он не знает, до земли, с которой он не связан воспоминаниями, где ему ничто не дорого? Для того чтобы слава доставляла радость, она должна достичь слуха тех, кого мы любим, озарить наш дом или родную страну, где будет покоиться наш прах; мы желаем, чтобы слава витала над нашей могилой, разгоняя своим дыханием холод смерти, дабы не превратились мы в ничто, но что-то оставили и после себя. Однако мы не можем этого обещать тому, кто приезжает сюда вершить наши судьбы. И самое плачевное, что они уезжают отсюда именно тогда, когда начинают понимать свой долг… Но мы уклонились от нашей темы.

— Нет, прежде чем мы к ней вернемся, я должен кое-что уяснить для себя, — с живостью прервал его юноша. — Я готов допустить, что правительство не знает народа, но я уверен, что народ еще меньше знает правительство Есть, конечно, чиновники никчемные, плохие, если угодно, но есть ведь и хорошие, и если они не могут ничего сделать, то потому лишь, что сталкиваются с инертной массой, с народом, который очень мало участвует в делах, его касающихся. Но я пришел не за тем, чтобы спорить с вами об этом предмете: я пришел за советом, а вы убеждаете меня склонить голову перед смехотворными идолами!..

— Да, и повторяю это еще раз, ибо здесь вы должны либо склонить голову, либо потерять ее.

— Склонить голову или потерять ее! — задумчиво проговорил Ибарра. — Тяжелый выбор! Но почему же? Разве любовь к своей стране несовместима с любовью к Испании? Разве необходимо унижаться, чтобы быть добрым христианином? Разве нужно идти против совести, чтобы осуществить благое дело? Я люблю мою родину, Филиппины, потому что ей я обязан жизнью и счастьем и потому что каждый человек должен любить свою родину. Я люблю Испанию, родину моих предков, ибо, несмотря ни на что, Филиппины обязаны ей — и впредь будут обязаны еще больше — своим счастьем и своим будущим. Я католик, я храню в чистоте веру отцов моих и не понимаю, почему мне надо склонять голову, если я могу ее поднять, и уступать моим врагам, если я могу с ними расправиться?

— Потому, что поле, которое вы хотите засеять, принадлежит вашим врагам, а против них вы бессильны… Надо сперва поцеловать руку, которая…

Но юноша не дал ему продолжить, воскликнув с горячностью:

— Целовать руку! А вы забыли, что кто-то из них убил моего отца, что тело его выбросили из могилы!.. Я — его сын и никогда этого не забуду, если я не мщу, то лишь из уважения к церкви.

Старый философ опустил голову и медленно заговорил:

— Если вы будете хранить эти воспоминания, сеньор Ибарра, воспоминания, которые я не могу вам посоветовать изгнать из памяти, то лучше расстаньтесь с вашей мечтой и ищите иных путей к благоденствию соотечественников. Для этого дела нужен другой человек, ибо, чтобы довести его до конца, недостаточно рвения и денег; в нашей стране требуются еще самопожертвование, настойчивость, вера, ибо почва пока не подготовлена; в нее лишь брошены семена вражды.

Ибарра оценил значение слов философа, но не сдавался Он думал о Марии-Кларе и хотел во что бы то ни стало сдержать свое обещание.

— Ваш жизненный опыт не подсказывает вам никакого иного, более приемлемого решения? — спросил он тихо.

Старик взял его за руку и подвел к окну. Дул свежий ветерок, предвестник холодов; перед их глазами раскинулся сад, окруженный большой рощей.