Не прикасайся ко мне

— С тех пор как мы нашли тебя без памяти, израненного, сменилось две луны. Мы думали, ты умрешь…

— Бог вас отблагодарит, мы ведь очень бедны! — ответил Басилио. — Но сегодня сочельник, и я хочу пойти в город повидать мать и братишку. Они, наверное, ищут меня.

— Но ты, сынок, еще не совсем оправился, а твой город далеко. Не попадешь туда и к полуночи.

— Ничего, сеньор. Мать и братишка, наверное, очень скучают, мы ведь всегда проводили этот праздник вместе… Прошлый год мы втроем ели одну рыбку… Мать небось ждет меня и плачет.

— Ты не доберешься живым до города, мальчик! Сегодня на ужин у нас будет курица и кабанья нога. Мои сыновья спросят, где ты, когда вернутся с поля…

— У вас много сыновей, а у моей матери только мы двое; она, может, думает, что я умер. Сегодня вечером я хочу ее порадовать, принести рождественский подарок — ее сына.

Старик почувствовал, как слезы застилают ему глаза; он погладил мальчика по голове и сказал ему с волнением:

— Ты рассуждаешь как взрослый. Иди, ищи свою мать, принеси ей божий подарок… как ты сказал. Знай я, как зовется твой городок, я пришел бы туда, когда тебе было плохо. Иди, сын мой, да хранит тебя бог. Лусия, моя племянница, проводит тебя до ближайшего селения.

— Как? Ты уходишь? — спросил внук старика у Басилио. — Там внизу солдаты и много бандитов. Ты не хочешь посмотреть на мои хлопушки? Пум-пум, ба-бах!

— Ты не хочешь играть в слепую курицу и в прятки? — спросила девочка. — Ты когда-нибудь прятался? Правда, интересно прятаться, когда за тобой гонятся?

Басилио улыбнулся; он взял свою палку и сказал со слезами на глазах:

— Я скоро вернусь, приведу к вам братишку, вы будете с ним играть; он ростом такой, как ты.

— А он тоже хромает? — спросила девочка. — Тогда, как станем играть в домики, он будет мамой.

— Не забывай нас, — сказал ему старик. — Возьми эту кабанью ногу и отнеси своей матери.

Дети проводили его до тростникового мостика, перекинутого через бурлящий поток.

Лусия заставила его опереться на ее руку, и скоро они оба исчезли из виду.

Басилио шел легко, несмотря на перевязанную ногу.

Свистел северный ветер, и жители Сан-Диего дрожали от холода.

Наступил сочельник, но народ не веселился. Ни один бумажный фонарь не висел перед окнами, ни в одном доме не было слышно шума и веселых голосов, как в прежние годы.

У оконной решетки в нижнем этаже дома капитана Басилио вели разговор хозяин и дон Филипо (несчастье, случившееся с доном Филипо, сделало их друзьями), а у другого окна стояли и смотрели на улицу Синанг, ее кузина Виктория и красавица Идай. На горизонте заблестел серп луны и посеребрил тучи, деревья и дома, от которых пролегли по земле длинные, причудливые тени.

— Вам изрядно повезло, ведь в наше время редко кого выпускают! — сказал капитан Басилио дону Филипо. — Сожгли, правда, ваши книги, но другие лишились большего.

Какая-то женщина приблизилась к решетке и заглянула внутрь дома. На ее изможденном лице, в рамке растрепанных волос дико сверкали глаза; при свете луны она казалась привидением.

— Сиса! — изумленно воскликнул дон Филипо и спросил капитана Басилио, кивнув на удалявшуюся фигуру безумной: — Разве она не в доме лекаря? Или уже вылечилась?

Капитан Басилио горько усмехнулся.

— Лекарь испугался, что его обвинят в дружбе с доном Крисостомо и выгнал ее из своего дома. Вот она и бродит, распевая песни, безумная, как и прежде; живет в лесу…

— Что нового произошло в городке с тех пор, как мы его оставили? Я знаю, у нас новый священник и новый альферес…

— Страшные времена, человечество идет назад! — прошептал капитан Басилио, думая о недавних событиях. — Так вот, на следующий день после вашего отъезда нашли труп отца эконома, он висел на чердаке своего дома. Отец Сальви очень горевал и забрал все его бумаги. Да! Философ Тасио тоже умер и похоронен на китайском кладбище.

— Бедный дон Анастасио! — вздохнул дон Филипо. — А его книги?

— Сожжены верующими, они думали этим умилостивить бога. Мне ничего не удалось спасти, даже книги Цицерона… Префект пальцем не шевельнул при виде пожарища.

Оба замолчали.

В это время послышалось грустное, заунывное пение безумной.

— Не знаешь, когда будет свадьба Марии-Клары? — спросила Идай у Синанг.

— Не знаю, — ответила та. — Я получила письмо от нее, но не решаюсь вскрыть конверт. Бедный Крисостомо!

— Говорят, если бы не Линарес, то капитана Тьяго могли повесить. Что тогда было бы с Марией-Кларой? — заметила Виктория.

Мимо прошел, хромая, мальчик. Он ковылял к площади, откуда доносилось пение Сисы. Это был Басилио. Он нашел на месте своего дома одни развалины и после долгих расспросов смог лишь узнать, что мать его сошла с ума и бродит по городу; о Криспине никто ничего не слышал.

Басилио проглотил слезы, постарался скрыть свое горе и, отдохнув, отправился на поиски матери. Он пришел в город, стал спрашивать о ней и вдруг услышал ее пение. Его охватила дрожь, подгибались колени, но он бросился за матерью, желая поскорей обнять ее.