Не прикасайся ко мне

— Значит ли это, что ты хочешь поступать с «ним» так, как с тобой поступает священник? — спросил чей-то веселый голос. — Ведь святой отец просто следит за тобой. Смотри, от ревности у людей вваливаются щеки и появляются круги под глазами.

— Нет, нет, это не ревность, а чистое любопытство! — ответил серебристый голосок, а веселый голос повторил:

— Нет, ревность, ревность!

— Будь я ревнива, я, вместо того чтобы самой стать невидимой, сделала бы невидимой «его», чтобы скрыть от посторонних глаз.

— Но тогда ты тоже не видела бы его, а это неинтересно. Если мы найдем гнездо цапли, давайте лучше подарим его священнику; он будет следить за нами, а мы не будем его видеть. Вы согласны?

— Я не верю в гнезда цапель, — прервал другой голос, — но если я когда-нибудь стала бы ревновать, то уж сумела бы следить, оставаясь невидимой.

— Но как? Может быть, так, как это делает сестра «подслушница»?

Это воспоминание о монастырской школе вызвало дружный веселый смех.

— Ты-то знаешь, как обмануть сестру «подслушницу»!

Из своего укрытия отец Сальви увидел Марию-Клару, Викторию и Синанг, бредущих вдоль ручья. Они не отрывали глаз от водного зеркала, мечтая найти заколдованное гнездо цапли; девушки шли по колено в воде: под мокрыми купальными юбками угадывались нежные очертания ног. Волосы их были распущены, руки обнажены, а грудь прикрывали пестрые полосатые рубашки. Разыскивая неуловимое гнездо, три девушки попутно срывали цветы и плоды, росшие на берегу.

Богобоязненный Актеон, бледный и неподвижный, соцерзал целомудренную Диану; его сверкавшие в черных впадинах глаза не отрывались от белых, красивых рук, изящной шеи и открытой части груди, а вид маленьких розовых ножек, плескавшихся в воде, будоражил его умерщвленную плоть, рождал в пылающем мозгу новые мечты.

Три прелестные фигурки исчезли в густых зарослях тростника за изгибом ручья, и он больше не слышал их жестоких намеков. Весь в поту, спотыкаясь, шатаясь, как пьяный, отец Сальви покинул свое убежище и обвел блуждающим взором обступавший его со всех сторон кустарник, затем сделал несколько шагов, словно собирался последовать за девушками, но тут же повернулся и пошел вдоль берега в поисках остальных участников прогулки.

Пройдя немного дальше, он увидел посреди ручья некое подобие купальни — изгородь, украшенную пальмовыми листьями, цветами и флажками, прикрытую сверху густой листвой бамбука: оттуда слышались веселые женские голоса. Еще дальше священник заметил бамбуковый мостик, а за ним купающихся мужчин. На берегу вокруг импровизированных каланов суетились слуги и служанки, — они чистили цыплят, мыли рис, жарили поросят. А на противоположном берегу, на расчищенной полянке, мужчины и женщины расположились под холщовым навесом, который одним концом был прикреплен к столетним деревьям, а другим — к только что вбитым кольям. Тут собрались альферес, викарий, префект, лейтенант-майор, школьный учитель и много других бывших капитанов и лейтенантов; присутствовал даже отец Синанг — капитан Басилио, у которого была какая-то многолетняя тяжба с покойным доном Рафаэлем. Ибарра сказал ему: «Мы спорим о праве, а спорить — не значит быть врагами», — и знаменитый оратор партии консерваторов с радостью принял приглашение, прислал трех индюшек и отдал своих слуг в распоряжение молодого человека.

Священник был встречен с уважением и почтением всеми присутствующими, даже альфересом.

— Где же вы, однако, гуляли, ваше преподобие? — заметил последний, увидев исцарапанное лицо священника и покрытую листьями и сухими ветками рясу. — Уж не упали ли вы?

— Нет, я заблудился! — ответил отец Сальви, оглядывая свою одежду.

Открыли бутылки с лимонадом, раскололи зеленые кокосовые орехи, чтобы купавшиеся, выйдя из воды, могли освежиться кокосовым молоком и нежной мякотью, которая белее молока; девушки, кроме того, получили венки из жасмина с розами и бутонами иланг-иланга, напитавшими ароматом их рассыпанные по плечам волосы. Одни гости сидели на земле или отдыхали в гамаках, привязанных к ветвям деревьев, а другие окружили большой плоский камень, где лежали колоды карт, книжки, шахматная доска, сигуэйес и фишки.

Священнику показали каймана, но он лишь рассеянно взглянул на него и насторожился только тогда, когда услышал, что брюхо кайману вспорол Ибарра. Меж тем отважный таинственный Рулевой куда-то исчез; он скрылся еще до появления альфереса.

Но вот из купальни вышла Мария-Клара с подругами, свежая, как роза на заре, когда капли росы алмазными искрами сверкают на дивных лепестках. Ее первая улыбка предназначалась Крисостомо, а первая тень на ее челе появилась при виде отца Сальви, который заметил это и вздохнул.

Наступил час обеда. Священник, викарий, префект, лейтенант-майор и некоторые капитаны разместились за тем столом, во главе которого восседал Ибарра. Старухи матери не разрешили ни одному из мужчин сесть за один стол с девушками.

— На сей раз, Альбино, тебе не удастся повторить выдумку с течью, — сказал Леон бывшему семинаристу.

— Что, что вы сказали? — послышались голоса пожилых женщин.