Читаем Не притворяйся полностью

Олегу с мамой сейчас ведь тоже непросто приходится. Сами виноваты, конечно, но теперь, узнав про беременность родительницы, я перестаю судить. Принимаю даже.

Это по-своему мило и трогательно – видеть их такими старающимися и смущёнными. Значит, оба понимают, что вышло, мягко говоря, не очень всё. А это уже что-то.

И тут улыбка сползает с моего лица – родители снова занимают передние кресла, а нам с Глебом достаются задние.

От мыслей и воспоминаний, множащихся в голове, лицо покрывает румянец. Хорошо хоть тут не так светло. Да и Глеб на меня не смотрит. Вроде бы… По крайней мере, я на него – нет. Настолько избегаю любого контакта, включая зрительный, что даже и не чувствую его как будто. Хотя сидит довольно близко.

Не знаю, что Глеб сейчас делает, и знать не хочу. Я просто включаю телефон и начинаю бродить по соцсетям, снова загородив нас друг от друга этим гаджетом.

В прошлый раз, помнится, это сработало. Настолько, что я даже не заметила, как…

Вот чёрт. Что если Глеб и сейчас смотрит?..

Делаю прерывистый выдох, напрягаюсь… Хмурюсь. И, не выдержав, смотрю на него.

Глеб тоже сидит в телефоне. Меня вообще не замечает. Даже взгляд, видимо, не уловил.

Мне бы отвернуться, успокоившись, и заниматься своими делами, но вместо этого я почему-то чуть склоняюсь в его сторону и смотрю, что именно делает в телефоне Глеб. Сначала слежу неуверенно, лишь мельком ухватывая картину, а затем, поняв, что меня не замечают – смелее, уже чуть ли не в открытую вижу всё, что происходит у него на экране.

И тут же застываю в оцепенении.

Я не до конца вижу, что именно набрал в поиске Глеб. Слова обрезаны – запрос слишком длинный. Но по выбору сайтов уже складывается картинка. Я легко могу представить, что написано в строке поисковика.

«Как слить малолетку после секса, если она – твоя сводная сестра».

Примерно такой смысл. Нехило так бьёт по мне, что дрожать начинаю. Даже не знаю, что бесит больше – уверенность Глеба, что у нас с ним вообще что-то будет, дурацкие советы таких же дегенератов по мышлению, или тот факт, что мной хотят тупо воспользоваться. Да ещё это «слить»! Будто я навязываться ему буду. То есть, по его версии, я не только легко пересплю с ним, но и цепляться начну за него после этого.

И ведь его даже мои слова о Кирилле не смутили! Самоуверенная наглость так и прёт. Так и знала, что нельзя было допускать тот поцелуй.

Да чтоб я ещё хоть раз позволила Глебу хотя бы прикоснуться ко мне! Чтоб ещё раз посочувствовала! Пошёл к чёрту. Урод.

Поспешно отрываюсь от его экрана, пока окончательно не вскипела бы и не выдала себя. Но даже отодвинувшись от Глеба, никак не нахожу себе места. То в окно смотрю, то свой телефон в руках кручу, то включаю и выключаю его чуть ли не несколько раз подряд.

Скорее приехали бы, что ли. А то я уже ощутимо близка к тому, чтобы перебить свою взвинченность сообщением Кириллу. Даже извиниться перед ним думаю и свидание назначить.

Уж не знаю, что меня от этого останавливает… Наверное, лучше на свежую голову слова подбирать, да и видеть его перед собой не помешает.

Втыкаю наушники в уши и включаю первый попавшийся трек. Закрываю глаза, пытаясь погрузиться в него…

Но дорога всё равно кажется долгой.

************

Когда я мерила купальник, ко мне, к счастью, заходила только мама. Она же и помогла выбрать. Мне было всё равно. Не перед кем там красоваться. Уж точно не перед этим самовлюблённым гадом, который слишком многое себе вообразил.

Но теперь, когда я переодеваюсь уже в раздевалке аквапарка, неуместная скованность даёт о себе знать. Начинаю жалеть, что дала маме выбрать за меня. Я бы взяла закрытый купальник. В этом кажется, что грудь слишком выделяется, да и вообще, неуютно себя чувствую. Будто голая совсем.

Учитывая планы Глеба, это вот вообще некстати.

Конечно, он своего в любом случае не добился бы, даже если бы я не увидела экран его телефона. Но кто знает, вдруг мне бы начали льстить его взгляды, выдающие симпатию, ну или я могла бы про поцелуй довольно часто вспоминать… Решила бы, что искренне нравлюсь, пока Глеб бы просто претворял свои низменные планы в жизнь. Грузилась бы зря из-за человека, который того не стоит.

Но теперь-то, когда я всё знаю, точно не должна! Он, значит, хочет меня? Соблазнить, воспользоваться, а потом выбросить, как ненужную вещь? Это поэтому я снюсь, поэтому поцеловал, поэтому читал дурацкие советы на тех сайтах? Да наплевать. Пусть хоть пожирает меня взглядом, даже не вздрогну. А поцелуй уж тем более выброшу из головы. Обязательно. Совсем скоро…

Я решительно выхожу из раздевалки. Шагаю уверенно, хотя внутренне так себя не чувствую. На меня смотрят – не только Глеб, но его взгляд ощущаю слишком остро. Ну вот, обещала себе даже не вздрогнуть, но какое там… Кожа покрывается мурашками.

– Я к горкам, – изображая энтузиазм, сообщаю всем, но смотрю только на маму. Так спокойнее.

Она улыбается, кивает. Искренне радуется, ведь верит, что мне тут весело.

Ну а я, пользуясь возможностью, сбегаю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман