Не про заек

«Страны, города, поезда, автостоянки, дороги, бензоколонки, дамы, господа, шофёры, растаманы, скептики, лыжники, португальские строители, польские шлюхи (pardon), злые молочники, добрые функционеры, бывшие советские рабочие, настоящие европейские домохозяйки, жареная картошка, холодные сосиски, сдвинутые для ночлега стулья в затерянном немецком кафе. И всё это — за тысячи километров от предполагаемого дома. От небольшого кружочка на земном шаре... Где я? Так ли уж важно. Ведь уносит не только за тыщи километров, но и на годы назад, на недели вперёд, в прошлую пятницу, в позапрошлый Новый год и в будущий день рождения. В задорные клубы, за барные стойки, на парижские крыши, в долины Луары, за Уральские горы...

7

Галина Хериссон

 

В общем — писать! Не беспокойтесь, ma chère Galina, постараюсь взять себя в руки. Хотя вам не обязательно оставаться в вашем удобном кресле, или на кухонном табурете, или в уборной, чтобы закончить это странное чтение, эту писанину, которая рискует попасть в тот самый горшок в последнем из предполагаемых мною ваших расположений. Да и не нужно мне ваше расположение. Бросьте всё это в камин (если, конечно, он у вас есть)! Вы и сами великие фантазёры и путешественники... Впрочем, есть надежда на наиболее любопытных, либо терпеливых, либо необъективных (уж очень надеюсь на необъективных), кто возьмётся прочесть до конца...

Чтиво. О, это — не книга, нет, не берусь назвать это — книгой. Примите лишь во внимание моё ино-странное пре-бывание: волей-неволей сыграешь в слова. Словом, решайте сам, с чего начать, главы уже не имеют значения — выбирайте любую!

Так вот, о туалетных фантазиях... Бывают ещё и ванные фантазии, и вы не станете этого отрицать. Нет ничего лучше этих гигиенических упражнений. Для извержения того, что должно быть извергнуто: из мочевого пузыря, пор кожи, фибр души, серых клеток мозга и глубин сердца.

Ванна наполняется, и уже пятки опущены в горячую воду. И пузырьки воздуха подымаются вдоль хребта и щекочут. Вода течёт и пенится, омывая засохшее и растрёпанное тело, которое опускается на дно, самое дно. И вода заполняет вас и выпивает вас до самого дна. До самого дна вашего существа. И вас уже нет почти.

Пена. Сгустки образуют материки, которые расплываются в океане Вас, как им только заблагорассудится. Внизу кто-то играет вальс. И

8

НЕ ПРО ЗАЕК

 

неважно, что это только урок пианино по средам, ведь для вас теперь — это музыка Вселенной. А Ваше Тело — само материк, который разверзается, и океан омывает вас внутри и снаружи, выталкивая всё, что есть в вас вредного. И всё обращается в Свет и в Тьму.

Здесь вспомнится всё. Даже общественная баня в России ранних восьмидесятых. Вспомнятся деревянные скамейки и цинковые тазы, в которых доводилось вам сидеть, погружённым в горячую воду до пупа по соседству с братом. И теперь, спустя четверть века, лёжа в ванной, вытягивая носочки как балерина (вы не пробовали? Все движения удаются легко в этом розово-душистом озере!), в этом волшебном чреве, из которого вы родитесь, когда вам этого захочется...

О шанс! О удача, если во французском доме окажется ванная. Мне несказанно повезло! Европейцы экономят воду и, безусловно, правы. Но я готова отдать в жертву десятки и сотни литров воды, чтобы писàть и писать и извергать всё, что было emprisoné1 за решёткой рёбер, за перегородками глазниц...»

 

Цветочки

«Я всегда была романтической дурой. И делить мне эту романтическую дурь было не с кем. Поэтому во Францию я поехала одна...

Осень началась как-то очень нежно и незаметно. Осень, тот сентябрь в Париже. Я просто посмотрела на часы, а там — осень... На два часа позже, чем в Москве. Нет, здесь лето на два часа длиннее. Оно было невероятно быстрым, это лето. Но началось оно словно в прошлой жизни. Пусть Париж мне подарит

 

1  Посажено в тюрьму

9

Галина Хериссон

 

ещё два часа, я не против.

Дыхание улиц, дыхание Христо. Я слышу, как меняется рекламная картинка на уличном баннере, похоже на монотонный храп. Забавно... Хсс, хсс... (сентябрь 2005, рю де ля Помп)»

* * *

На следующий день:

«Я стала забывать русский язык. Пусть это будет в пользу французского. Говорю теперь на странной смеси англо-русского, стараясь добавлять всё больше французских словечек. Прежде думалось, что будет легче с языком... Нет, с английским все ОК, лучше, чем прежде, а вот с французским... У меня теперь странные взаимоотношения с французским, с французами и с Францией. Впрочем, все по порядку.

Да, забыла вам представить моего друга. Это — Христо, но он сейчас на работе. Он придёт вечером, принеся на себе пыль Парижа, ржавчину с лодки и кучу еды... Bon2.»

* * *