Через полгода после самоубийства Джея я позвонила маме и спросила, не может ли она переночевать у меня. После смерти мужа она каждый понедельник приезжала ко мне, проводя в дороге целых два часа. Но сегодня был четверг. Папа постоянно приезжал ко мне, чтобы перекрасить стены или починить текущий кран. Но он предпочитал спать в собственной постели и никогда не оставался на ночь. Но в тот день он спросил, можно ли ему приехать вместе с мамой. Я, конечно же, согласилась. Он помог бы мне принести домой дрова для камина.
Ночью у меня отошли воды. Родители спали наверху, а дочка мирно посапывала в своей спальне. Схватки еще не начались, но я позвонила в больницу, чтобы сообщить, что я скоро приеду. Я звонила в эту больницу дважды – сначала перед рождением моей дочери, потом сына. И каждый раз мне холодно и бесстрастно отвечали разные люди, всегда женщины:
– Больница округа Дуглас. Чем я могу вам помочь?
На сей раз мне ответил мужчина.
– Джей слушает. Чем я могу вам помочь?
– Алло? Вы меня слушаете?
– У меня начинаются роды, – ответила я тихим шепотом.
– Здорово! – Мужчина ответил с таким энтузиазмом, что я не сдержала улыбки. – Воды уже отошли?
– Только что…
– Это ваш первый ребенок?
– Второй.
– Почему бы вам не приехать немедленно? Мы о вас позаботимся.
Папа остался с моей дочерью, и мы не стали ее будить. А мама повезла меня в Александрию. Ее «Форд Таурус» двигался по фантастическому заснеженному пейзажу. Холодно было так, что глаза слезились. Когда мы приехали, Джей позаботился обо всем – в точности как и обещал. Мой сын, Ксандр, родился здоровым. Он был абсолютной копией своего отца. Я устроила «праздник сестры» в больнице: Зоя приехала ко мне, а здесь ее ждали шарики, подарки и торт – все только для нее. Она все внимательно изучила и заявила, что младший брат – это не так уж и плохо.
Я никогда не писала о самоубийстве своего мужа – вы читаете это первыми. Но если вам известна моя история, то вы сталкивались с этими фактами в каждой моей книге. Моя тревога выплескивается на страницы. Я все еще слышу его голос. Я все еще боюсь предательства и утрат, которые поджидают за каждым углом. Но я сажусь писать роман, и в конце книги загадка всегда разрешается. Это странный способ борьбы с утратами, но я другого не знаю. Только вымысел говорит мне правду.
Я изобрела собственный способ и назвала его «перепиши свою жизнь». Не думайте, что это был прямой, легкий путь от мучительной травмы к сияющему ментальному здоровью и издательскому контракту на две книги. Я – вовсе не одуванчик, пробившийся сквозь трещину в асфальте, преодолев все мыслимые и немыслимые трудности. Процесс этот был долгим и мучительным. На каждые три шага вперед приходилось два с половиной шага назад. Но самоубийство Джея поставило меня перед выбором жизненного пути – писать или пить. Слава богу, я выбрала писательство. Переписывание собственной жизни оказалось полезнее джина. Ведь от джина получаешь только лишние калории и непреодолимое желание просмотреть целый сезон «Поисков любви: холостячки на Аляске». (Я проверила это на себе, так что вам уже не придется.) А вот работа над романом приглушает чувство боли и стыда и превращает его в золото – и эмоционально, и буквально.
Я знаю, что вы либо подумывали о написании романа, либо уже написали свою книгу и хотите перевести свое писательство на следующий уровень – иначе вы просто не читали бы эту книгу. И вы в хорошей компании. Как показывает исследование, проведенное группой Дженкинс, 81 % американцев верят в то, что способны написать книгу, а 27 % из них хотят, чтобы такая книга была художественной. То есть более семидесяти миллионов людей хочет написать великий роман, но не знает, как это сделать. Моя книга проведет вас через процесс превращения того, что вы знаете (вашего жизненного опыта), в настоящую художественную книгу. И в этом процессе вы и сами изменитесь.
Но у меня есть просьба. Если вы читаете мою книгу, то, пожалуйста, не сравнивайте процесс превращения своих жизненных проблем в роман с попыткой стать победителем в олимпийской борьбе с травмами. Не считайте, что, чем больше боли вы пережили, тем выше ваши шансы на золотую медаль. (Впрочем, мне кажется, что все мы втайне на это надеемся.)
Боль есть боль. Плохое есть плохое, и хорошее – это гораздо лучше.
Серьезно, иногда я грущу или злюсь без всякой видимой причины. И это важно.
Если вы все еще считаете, что вам нужен пропуск в писательский клуб, то я могу сделать вам такое предложение: межпоколенческая эпигенетика уверенно утверждает, что ощущение травмы может быть унаследовано от предков на четыре поколения назад. А это означает, что, если в жизни вашей прапрабабушки Эстер были трудные времена, вы можете эмоционально страдать, даже если ваша собственная жизнь относительно благополучна.