Не проходите мимо. Роман-фельетон

Тимофей Прохорович Калинкин в этой субтропической обстановке чувствовал себя неуютно.

Пряча глаза от разыгравшегося солнца, Тимофей Прохорович жмурился. Его толстые, похожие на мохнатых гусениц, черные брови недовольно шевелились.

— А пальмы тоже нужны для работы торга? — спросил Калинкин стоящего у стола Сваргунихина.

Агент по снабжению преданно смотрел в рот начальнику торга, делая вид, что по губам старается угадать его волю.

— Пальмы, говорю, тоже необходимы? — раздраженно переспросил Тимофей Прохорович.

— Кого? — прикладывая обе ладони к оттопыренным капустным ушам, спросил Сваргунихин.

— А, что с тобой разговаривать! — отмахнулся Калинкин.

— Именно, — сказал агент и неслышно скрылся среди тропической растительности.

«Декораций понатащили, а работа стоит, — вздохнул глава облторга и пригорюнился. — Что поделаешь — искусство! Требует жертвоприношений».

В дверь постучали. Тимофей Прохорович не успел и рта раскрыть, как в дверную щель осторожно всунулась голова Умудренского. Начальник АХО быстро обшарил глазами кабинет и сказал умиленно:

— Оазис! Жизнь как в командировке! Улавливаете мою мысль?

— Привез? — вскинул брови Калинкин.

— Оба два, как один, — ответила голова и исчезла.

Потом дверь распахнулась, и в кабинет вошли Благуша и Можаев.

Сзади проецировалась контрабасная фигура Умудренского. Он, кряхтя, тащил аппаратуру.

Рукопожатия и приветственные речи заняли не больше минуты: Тимофей Прохорович всегда берег свое время и ценил время ближнего своего.

— Я в вашем распоряжении, — сказал Калинкин, взглянув на часы. — Приступим.

— Начнем потихоньку, — согласился Мартын. — Прежде всего надо выдвинуть этот фикус-кактус, он мне портит освещение.

— Это не фикус, если позволите, — сказал Умудренский, хватая пальму за талию. — И не кактус, разрешите заметить… Называется по инвентарному списку пальма-финик.

Сваргунихин! — вдруг закричал начахо истошным голосом. — Хватайсь и тащи!

— Кому? — приставил ладони к ушам агент по снабжению и отодвинулся подальше от пальмы.

— А, что с него, с глухаря, толку! — махнул рукой Умудренский и самолично откатил кадку с пальмой.

Благуша заметался по комнате, прицеливаясь съемочной камерой. Он отпихивал ногами кресла. Не замечая уколов, хватался за волосатые пальмы. Он творил, он искал нужные точки…

Когда эти поиски загнали его в дальний угол комнаты, где в кресле расположился соблюдавший нейтралитет Можаев, тот не удержался:

— Март, ты серьезно собираешься снимать эти декорации?

— А почему бы и нет? — ответил Благуша. — По-моему, очень приличный кабинетик. Товарищ Умудренский! Отодвиньте левую портьеру.

— Но это же типичная инсценировка, — тихо сказал Юрий.

— Мы, кажется, договорились, — так же интимно ответил Мартын: — «В чуже просо не пхай носа». Подержи-ка лучше эту лампу. Товарищ Умудренский, дайте сюда рефлектор!

— Первый раз в жизни участвую в подлоге, — пробормотал Юрий, принимая фонарь из рук Умудренского.

— Вы, Тимофей Прохорович, — объяснял Мартын, — должны вжиться в образ самого себя. Напоминаю: по сценарию вам отведено три кадра. Первый. Вы даете руководящие указания торговым точкам. У вас — трубка телефона, карандаш, серьезное выражение лица. Кадр второй. К вам на подпись принесли бумаги. У вас — перо, текст, выражение лица то же. Рядом — тот, кто пришел с бумагами. Кадр третий. Вы принимаете рядового потребителя. Он зашел в облторг, как в родной дом, чтобы внести свои предложения по расширению продажи туалетных сюрпризов. Потребитель справа, вы — слева. Выражение лица… то же.

— За что я ценю сценарий Бомаршова, — невинным голосом сказал Юрий, — это за психологическое разнообразие.

— Да, — сказал Умудренский мечтательно, — я однажды лицезрел товарища Бомаршова, правда, издали, но все ж… Психология для него — самое дорогое. Улавливаете мою мысль?

— Куда? — спросил Сваргунихин.

— Берите телефонную трубку, — сказал Мартын. — И карандаш потолще. Прорепетируем кадр номер один.

Кадр номер один затруднений не вызвал. Тимофей охотно поговорил с какой-то конторой по тому из четырех телефонов, который действовал. А Умудренский и Сваргунихин в роли осветителей проявили столько таланта и молодечества, что Благуша даже посоветовал им изменить профессии хозяйственников на что-нибудь светооформительское.

Драма разыгралась во время съемки второго эпизода. Умудренский быстро сообразил, что если он будет придерживаться двойственного соглашения, разработанного на его квартире, то на экран не попадет. Ведь беседа с сотрудником, как выяснилось, в сценарии не значится. Агент по снабжению даст бумаги на подпись, станет одним из героев фильма и долгое время будет извлекать выгоды из своей кинопопулярности. А он, Умудренский, окажется за бортом…