На экране появились знакомые Грину до боли уродливые кубики казарм, разбитый молнией старый клен и плац, на котором стояли ребята. Рома никак не мог понять, где находилась камера. Левый верхний угол кадра вверху был совершенно черным, а остальную часть вида обрезала какая-то пористая розовая губка совершенно неземного вида, занимавшая не меньше трети кадра. Ребята были зимней форме, дыхание вырывалось изо рта серебряными клубами. Снег искрился на солнце. Это был явно зимний день, солнечный и очень морозный. Но застывшее выражение лиц ребят объяснялось не этим. Рома услышал голос Генриха Сергеевича:
– Указом Президента Российской Федерации, за проявленные мужество и героизм...
Он слушал и не слышал. Грин уже понял, о чем будет этот фрагмент. Он смотрел на руки ребят, стиснутые на стволах автоматов. Генрих Сергеевич закурил, облокотившись на пульт. Вообще-то, курить в маленьком кинозале запрещалось, для этого существовала курилка на другом конце этажа новичков, но Генрих уже мог себе позволить нарушать инструкцию.
– … звание Героя Российской Федерации…
Через плац пошла черная кошка. Рома помнил ее. Она жила при кухне, ребята, истосковавшиеся по дому, прикормили ласкового зверя. Не обращая внимания на неподвижных людей, кошка спокойно уселась на теплой протаине подземной теплотрассы и начала умываться. Роме вспомнилось почему-то та кошка, которая грустно мяукала под окном хиришского ДК во время их с Рикошетом разговора по душам. Словно хотела о чем-то предупредить барабанщика «Акафиста». И судя по последовавшим событиям, ей было о чем предупредить Грина. Интересно, а была ли та кошка тоже черной?
– Гриневичу Роману, посмертно…
Кошка закончила умываться и села, обмотав хвостиком передние лапки. Теперь она смотрела прямо в кадр, неподвижная и изящная, словно миниатюрный сфинкс. Роме показалось, что кошка глядит ему в глаза, грустно и насмешливо. А потом совершенно по-человечески зверек покачал головой из стороны в сторону, словно хотел сказать: «Нет».
Но на плацу был и человек, который знал, что звание Героя досталось Роме вовсе не посмертно. Изображение сместилось. Весь кадр заняла розовая губка, по которой от движения пошли грубые складки, стали видны торчащие из губки короткие, но острые шипы. Что это такое, Рома понял раньше, чем в самом верху кадра появилась огромная губа, синяя от мороза. Губа шевелилась.
– Пока, – тихо добавил голос Генриха Сергеевича. – Пока – посмертно….
Изображение погасло. Рома взглянул на наставника. Он привык видеть Генриха Сергеевича в камуфляже, и никак не мог воспринять новый наряд наставника. Впрочем, костюм Генриха Сергеевича ничем не походил на безумные постмодернистские одеяния пришельцев из американских фильмов. Покрой черных шаровар, правда, заставлял вспомнить старый советский фильм «Кин-дза-дза». Алая рубаха с просторными рукавами больше пошла бы какому-нибудь солидному магу из фэнтези. Черная звезда, знак Мастера, висевшая на груди у Генриха Сергеевича, тоже вполне могла принадлежать какому-нибудь Саруману. Самому парню выдали довольно удобный комбинезон из плотной, но мягкой ткани, оливкового цвета с тремя красными полосками на рукаве. Здесь, как объяснил Роме Генрих Сергеевич, система была обратная – чем меньше полосок, тем выше звание. Три полоски обозначали «новичка без контракта».
– Скажите, Генрих Сергеевич, – начал Грин.
– Какой я Сергеевич, – отмахнулся наставник. – Если уж на то пошло, Филиппович я. Но тут не приняты отчества. Я тебе ведь уже говорил, как ко мне обращаться. Мастер Генрих.
Генрих думал, что знает, о чем спросит Рома. В девяти случаях из десяти ученики спрашивали, точно ли теперь никак нельзя вернуться на Землю. На этот случай у Мастера было выучено длинное объяснение со ссылками на природу Времени. Но Грин его удивил. Как всегда.
– Скажите, мастер Генрих, – поправился Рома. – А что стало с папиным другом? С настоящим Генрихом Сергеевичем?
– Дело в следующем, – сказал Мастер Генрих. – Люди, как темпорально-образующие факторы, делятся на тех, чей путь прописан до последней запятой, и тех, кто совершенно свободен в выборе пути. Певец, которого ты так любишь, забыл, как его фамилия… Который пел: «Все в наших руках» – вот он явно человек свободной судьбы, и он чувствовал это. Подробнее тебе объяснят на лекциях в училище о природе Времени. Нельзя заслать в канал Времени совершенно чуждого агента. Он тоже станет темпорально-образующим фактором Канала Времени, и фактором опасным, потому что для него в этом потоке изначально не было места. Привести это может к совершенно фатальным последствиям. Наставник – это всегда двойник человека свободной судьбы. Риск все равно остается, но сводится к минимуму, потому что все мы, наставники – изначально люди непредсказанного пути. Я понятно объясняю?
– Пока да, – сказал Грин.