Не прощай мне измену (СИ)

— Чтобы склеить жизнь, — без надежды на понимание отвечаю я.

— Склеить жизнь? — почёсывает непослушные вихры, сдвигая набок бейсболку.

— Ага. Русские говорят “Разбитую чашку не склеить”, когда сделано много ошибок в отношениях между тобой и… очень близким человеком. Они как разбитая чашка — даже если склеить, всё равно годными не будут.

Марко некоторое время щурится в пространство, переваривая сказанное, а потом выдаёт:

— Кажется, понял. Русские ошибаются. Пошли, — в своей обычной манере тащит к корпусу, где сосредоточены мастерские.

Я здесь ещё не была, хотя большинство арт-объектов студенты ваяют именно в этом здании. Проходя мимо просторных кабинетов, улавливаю запах сварки, краски и растворителя, звуки электропилы, постукивания, позвякивания, смех, разговоры… В конце коридора Марко тормозит перед дверью, на которой наклеен плакат с заголовком из трёх японских иероглифов, расписанием мастер-классов и изображением причудливой конструкции из разнотипного фарфора с золотыми прожилками.

Друг заталкивает меня внутрь, подводит к предметному столу и показывает на аккуратно разложенные фрагменты разбитой посуды, по форме напоминающие блюдца. И, ткнув пальцем в черепки голубого цвета, с дико довольным видом интересуется:

— Тарелка пойдёт?

Из подсобки выходит парень в очках с тонкой оправой и сообщает, что готов записать нас со следующей недели на серию мастер-классов по кинцуги. Но, замечая, как я зависла у стеллажа с готовыми работами, подходит и становится рядом:

— Первый раз видите кинцуги? — интересуется тоном человека, который, если его не остановить, вывалит на тебя вагон знаний. Пусть вываливает, я просто очарована разнообразием форм и уже прикидываю, успею ли вернуться сюда с камерой до закрытия.

— Вблизи — да… На репродукциях это выглядит как-то… попроще. Да и таких, — указываю ладонью на верхнюю полку, где стоит особенно причудливая… ваза. Это же ваза? — Не видела никогда.

— Да, — с гордостью замечает парень, поправляя очки, — здесь много талантов… Знаете легенду о возникновения кинцуги?

Отрицательно мотнув головой, готовлюсь слушать.

— В пятнадцатом веке один сёгун разбил свою любимую чашку и настолько дорожил ею, что повелел склеить. Но чашку вернули уродливой и непригодной. Сёгун был разгневан и под страхом смертной казни японские мастера предлагали все новые способы реставрации, пока один из них не придумал использовать лак и золото. Чашка с золотыми швами стала прекрасна. Так и возникло “кинцуги”, в переводе "золотая заплатка", — парень достаёт ту самую вазу, которая меня заинтересовала, и даёт рассмотреть ближе. Несмотря на солидный размер, она воздушная.

— Через два века кинцуги стало таким популярным, что некоторых коллекционеров обвиняли в умышленной порче драгоценного фарфора, чтобы на нём появились золотые швы, — хитро улыбается, — мы тоже так делаем. Правда, предметы попроще. Записываться на курсы будете?

Конечно, будем! Замираю перед предметным столом, глядя фрагменты посуды. Вдруг представляется, будто это не блюдца, тарелки и крышечки маленьких чайников, а чьи-то разбитые судьбы. Сердце испуганно замирает, заставляя положить ладонь на грудь и выхватывать воздух мелкими порциями. Столько горя…

— Какому предмету дадим второй шанс? — спрашивает Лео. Или Леопольд — так зовут парня.

А я молчу, оглушённая пониманием, что предмета, которому хочу дать второй шанс, нет на этом столе.

Моя разбитая чашка. Наша с Тимом.

Я хочу слой за слоем восстановить нас. И бог с ними, с золотыми швами, пусть будут какие угодно. Верю, мы оба хотим.

Доверие — это всегда выбор. И если тогда, семь лет назад, я сделала его не задумываясь, слепо пошла за Тимом туда, куда вёл, то сегодня, имея за плечами весь наш опыт, не забывая ни слова из сказанного, ни одной ошибки из сделанного, я, полностью осознавая возможные последствия, выбираю довериться, дать второй шанс нашей близости на клеточном уровне, отношениям, семье.

Сердце, как будто ждало, пока всё осознаю и, выйдя из оцепенения, лёгкой волной погнало это знание по венам. Вся любовь и нежность, которые были заперты плотиной сомнений, хлынули разом, затапливая по макушку.

Я улыбаюсь? Возможно. Плачу? Возможно. Всё ли со мной хорошо? Теперь точно да.

Глава 53

Тарелочка, которую я выбрала, требовала трёхнедельной реставрации — это чуть больше, чем мне осталось учиться, но вполне достаточно для того, чтобы проникнуться духом кинцуги.

Мастер душой принимает все изъяны предмета — поломки и трещины теперь становятся историей, которая делает его более ценным. Их не забывают, о них не умалчивают и не заметают под ковёр. С их появлением начинается новая жизнь чашки или тарелки, и если реставрация проведена правильно, то эта жизнь будет долгой.

Сначала нужно убрать сколы на месте разлома и заполнить пустоты — не золотом, а обычной глиной или древесной стружкой — и оставить застывать. После усушки снова заполнить и снова оставить. Так повторять, пока не получится идеально гладкий шов.