Не прощаюсь

– …Я никогда не думал, что со мной это случится. Вы знаете, сколько у меня было женщин, господин. – И уточнил, потому что был благодарен каждой из них: – Пятьсот шестьдесят семь, если не считать той чересчур трепетной бразильянки, которая умерла от страсти, прежде чем я завершил свое дело, и той коварной венецианки, которая попыталась вонзить мне в затылок стилет в самый неподходящий момент. Она тоже умерла, – пояснил он Моне-сан на случай, если она не поняла. – Ведь мне в следующем году уже шестьдесят, и вдруг такое чудо! Будто цветок сливы распустился на давно засохшей ветке! Я в жизни не встречал подобной женщины. Уверен, другой такой нет! Она как зеленая мамба, которая чуть не ужалила меня двадцать лет назад на реке Конго, – такая же смертоносная и прекрасная!

– Она побила тебя одной левой? Н-невероятно, – покачал головой Фандорин. Душевные излияния произвели на него меньше впечатления. Про них господин сказал: – Просто тебе была нужна женщина, которая сильнее тебя, а ты, умник, думал, что тебе нравятся толстухи.

– Не только левой, еще чуть-чуть правой. И уверяю вас, что с императорской телохранительницей вы бы тоже не справились, – с достоинством ответил Маса на первую половину этой черствой тирады, а вторую как оскорбительную проигнорировал и стал обращаться исключительно к госпоже.

Вот она слушала как надо – ахала, прижимала к груди руки и утирала глаза платком.

– Я долго говорил Шуше о моей любви. Сначала она рассердилась и хотела меня побить, даже один раз стукнула, очень больно. Но я собрал все красивые китайские слова, какие только знаю. Сказал, что буду с ней до конца дней. Что готов быть ее слугой и выполнять все ее прихоти. Что сделаю ее самой счастливой китаянкой на свете. И всё время на нее смотрел, а господин знает, как я умею смотреть на женщин. Она начала слушать. Потом задумалась. Потом согласилась…

– Это удивительная любовная история! – всхлипнула Мона-сан. – Почти как наша. Правда, Эраст?

Господин мрачно молчал.

Приближался тягостный миг. Маса укрепил свой дух, повернулся к Фандорину.

– Вы… отпустите меня, господин?

– Как я могу тебя не отпустить? В свое время ты сам затеял весь этот ц-цирк с «господином» и «вассалом». Тебе и решать, когда он закончится. Но я вижу, что ты чего-то не договариваешь.

Следующий этап беседы был не менее трудным. Маса начал издалека:

– Тигрица вырастает тигрицей, потому что она дочь тигра и выросла в тигриной стае. Шуша – телохранительница из Запретного Города. Ее выбрали для этой судьбы с детства, ее воспитывали дворцовые боевые евнухи, люди суровые и жестокие. Она живет по внутренним правилам, которые могут показаться чудовищными. Пройдет еще много времени, прежде чем Шуша под моим влиянием изменится…

– Давай короче, а? – попросил господин.

– Я сказал, что мне нужен Заенко, потому что он злодей, и, если ей я дорог, она должна мне его отдать в знак своей любви…

Маса замялся.

– А она что? Отказала?

– Нет, согласилась… Но сказала, что я тоже должен доказать свою любовь. Один лаода в обмен на другого.

– Что? – не поняла Мона-сан.

– Я должен убить своего господина, и тогда Шуша мне поверит, – объяснил ей Маса.

Мона-сан вскрикнула, а Фандорин хладнокровно заметил:

– В сущности, логичное контрпредложение. У вас с ней может получиться интересная п-пара.

– Я, конечно, не стану убивать господина, – объяснил Маса испуганной госпоже. – Я просто скажу, что убил его. Пусть эта маленькая ложь останется на моей совести.

– Маленькая? – оскорбился Фандорин.

Лунъюй-тайхо и Цыси-тайхо

А Мона-сан пролепетала:

– Она на слово не поверит!

– Мне – поверит. Я буду очень убедителен. Только отпустите меня, господин, без горечи. И пожелайте счастья.

Просьба была произнесена чувствительно, сквозь слезы, которых Маса нисколько не стеснялся, ибо еще много веков назад сказано:

Роса на листьях
Жесткого репейника.
Слёзы воина.

Но господин, вместо того чтоб растрогаться и обнять старого друга, рассеянно спросил:

– А какой императрице она служила – Цыси-тайхо или Лунъюй-тайхо?

– Я не спрашивал. Какая разница? Шуша сказала, что покинула службу восемь лет назад.

– Значит, императрице Лунъюй, потому что Цыси умерла в девятьсот восьмом. Понятно.

– Что вам понятно? Вы тянете время, потому что не хотите меня отпускать! – рассердился Маса. – Вы не ответили на мой вопрос!

– Конечно, иди. Я тоже желаю тебе с-счастья.

И отвернулся – несомненно, чтобы скрыть увлажнившиеся глаза. Зато Мона-сан обняла Масу и нежно молвила:

– Я очень за вас волнуюсь. И мне ужасно хочется увидеть женщину, которая так на вас подействовала.