Не проспи любовь

Маргарет Янг смотрит на нас, медленно помешивая свой кофе.

– Ну, тогда скажите мне, – говорит она, опуская взгляд, перекладывает ложечку на тарелку и вдруг тепло улыбается, – как дела у пса Джерри?

– Так что же у нас получается, – говорит Маргарет, принимаясь за третью чашку кофе. Я тоже сжимаю чашку – еще чуть-чуть, и я выпью больше кофе, чем Маргарет. Макс вгрызается в вафлю с фруктами. Мы рассказали ей все. Про сны, про то, как вновь нашли друг друга. Про наш эксперимент с Петерманом, про его арест и нашу поездку. – Вы видите в реальности странные вещи, то, чего не может быть…

– Вчера я видела, как моя собака едет на мотоцикле, – сообщаю я.

– И Петерман сказал вам, что дело в смешении снов и реальности, – продолжает Маргарет.

– Думаете, он ошибся? – спрашиваю я, сажусь ровнее и замечаю, что Макс перестал жевать. Пожалуйста, скажите, что он ошибся, – мысленно прошу я.

– Увы, похоже, что на этот раз он прав, – говорит Маргарет и жестом просит официанта принести счет. – Вы знакомы с понятием «переходный объект»?

Я припоминаю лекцию Леви, которая была примерно с месяц назад, после обсуждения теории привязанности.

– Например, плюшевый мишка? – спрашиваю я.

– Надо же, – с одобрением говорит Маргарет. – Да, верно. Переходный объект – это предмет, который дают маленьким детям, чтобы они смогли на время отделиться от взрослых, которые о них заботятся, и все равно чувствовать себя комфортно, спокойно спать и познавать мир.

Я вспоминаю мамин уход, из-за которого мы впервые и обратились в ЦИС.

– Мне кажется, у меня такого не было, – говорю я.

– А вот и неправда, – заявляет Маргарет и уверенно кивает.

– Но что или кто? – спрашиваю я. – Джерри?

Вместо ответа Маргарет выразительно смотрит на Макса.

– Не понимаю, – говорю я и хмурюсь.

– Я? – спрашивает Макс.

– Да, – Маргарет кладет руки на стол, одну на другую. – Поймите, я увидела вас – и у меня сердце заболело. Я была молода, только начинала. Мне тогда по большей части приходилось иметь дело со взрослыми и их бессонницей и со студентами колледжа и их нервными срывами. С пациентами вашего возраста я столкнулась впервые. Вы оба пережили невероятно тяжелые события – смерть и расставание. Вы были такие маленькие, такие одинокие. Нужно было обеспечить вам спокойствие и комфорт, но ничего не помогало. И тут меня осенило. Можно же дать вам друг друга.

Мы с Максом снова обмениваемся взглядами, на этот раз долгими. Я вспоминаю историю про шоколадное «Лего», которую он мне рассказывал.

– Поймите, – говорит Маргарет, – я и не думала, что мой план сработает. Но у меня было много амбиций, я хотела заработать хорошую репутацию. И вы идеально подошли друг другу. Я думала, что все будет, как у других детей, которые в конце концов вырастают и забывают о плюшевых мишках. Но вышло иначе.

Я перевожу взгляд с Макса на Маргарет. Теперь все наконец проясняется.

– Может, потому что нам это не нужно? – с надеждой спрашиваю я.

– Хотелось бы, чтобы это было так, Элис. Но у нас слишком много доказательств обратному – теперь, когда вы встретились в реальности. Если вы все-таки хотите отличать сон от яви, нужно как можно скорее сделать так, чтобы вы перестали сниться друг другу.

Мы с Максом слушаем Маргарет Янг, и вдруг я чувствую, что его ладонь под столом сжала мою.

– Вы уверены? – спрашиваю я. – А по-другому не получится?

Маргарет Янг отрицательно качает головой.

Спустя полчаса мы с Максом по-прежнему держимся за руки, лежа на койках в служебной квартире Маргарет Янг. Она прикрепляет к нашим головам проводки электроэнцефалографа и кладет нам на грудь маленькие металлические приборы размером с телефонный аккумулятор.

– Все будет хорошо, Элис, – говорит Макс, когда у нас начинают слипаться глаза. – Не важно, что нас ждет, – главное, что мы вместе.

Никогда в жизни мне еще не было так страшно, но я подбадриваю себя, как могу. Если я сделаю вид, что поверила Максу, может, я и вправду ему поверю.

– Хочешь, расскажу тебе историю? – предлагаю я.

– Да, пожалуйста, – говорит Макс.

– Хорошо. Однажды девочка девяти лет гуляла по Музею современного искусства. Он был совсем пустой. Не было даже охранников. Но ей это даже нравилось – больше времени осмотреться.

Большим пальцем я поглаживаю указательный палец Макса и чувствую, что он начал расслабляться.

– И вдруг картины стали исчезать. Вернее, изображения на них – и в итоге все холсты сделались белыми. Девочка услышала шум и поняла, что она в музее не одна. Еще здесь есть мальчик, который протянул ей большую коробку разноцветных фломастеров, – со смехом рассказываю я, припоминая все это. – И до конца дня они раскрашивали холсты, как хотели, а потом заснули на крыше в лучах солнца. Проснулась девочка у себя дома, мальчика рядом не было, но ей все равно было гораздо лучше. Она чувствовала себя сильнее, чем раньше. Словно кто-то приходил, чтобы ее спасти.

– Это первый сон со мной, который ты помнишь? мягко спрашивает Макс, и я киваю. – Я его тоже помню, – говорит он. – Замечательный был день.

– Скоро увидимся, Макс, – шепчу я, крепко сжимая его руку.