Не просто рассказы

— Обратите внимание на соусы, — пел официант. — К тунцу очень идёт тосканский острый.

— Не откажусь.

— С оливковым маслом.

— Прекрасно.

— У вас идеальный вкус.

— Тогда для начала ещё… принесите вот эти фрукты, пожалуйста.

— Непременно!

— А с десертом я повременю.

— Отличный выбор! — просиял официант и чуть ли не с поклоном, наконец, удалился.

«Отличный! — бурчал про себя Лёха. — Я ж не рассчитывал на целых пол-меню, блин».

И, поймав насторожённый взгляд Лизы, понял, что девушка заметила, как он невольно гримасничает и шарит рукой в кармане. В глазах её медленно растаяла улыбка.

— Что-то не так? — спросила она.

— Да… это… — начал тянуть ухажёр, не решаясь признать свою будущую «финансовую» проблему.

Его лицо выражало откровенную досаду.

Она кивнула:

— Я на минуту. Припудрю носик, хорошо?

— Ладно уж, — Лёхина вежливость рассеялась, как дым.

«Что-то долго, — скучал он. — Что за нос такой, что на него пудры надо не меньше кило».

В этот момент появился официант. Почему-то без подноса и блюд.

— Дама просила передать, что извиняется. Ей нужно срочно куда-то вернуться.

— Куда? — опешил Лёха.

— Этого она не сказала, — глаза официанта светились идиотской усмешкой, — вам принести эспрессо?

До Лёхи, наконец, дошло.

— Так она ушла, что ли?

— Да. Заплатила по счёту и ушла. Будете что-нибудь есть?

— Не, — помотал головой парень и поспешно встал из-за стола.

— Ну, чё? Как? — с таким же восторгом, как и днём, поинтересовался Сашка. И добавил с придыханием: — Хороша? А? Хороша?

— Да не особо, — хмыкнул Лёха. — Кикимора. Кинула меня, представляешь.

ОБАЯНИЕ АНТИКВАРИАТА

Яша заметил его первым. Вскинул руку и, настойчиво тыча указательным пальцем, закричал:

— Успеем! Успеем!

И бросился вприпрыжку. Мне ничего не оставалось, как припустить за ним.

Звучит не плохо: «бросился», «припустил»…

Да вот только пара стариканов в «стремительном» рывке к остановке — смех. Что там смех, жалкая комедия. Но, раз уж треклятая Яшкина зоркость обнаружила троллейбус, пришлось спешить.

Правда, скорости отчаянно не хватало. Двурогая штуковина, шипя и поскрипывая, уже распахнула двери, а нам еще — о-хо-хо! — бежать и бежать. Тем более, что после первых двадцати шагов пыл у обоих поостыл, а лёгкие издавали звуки, похожие на вой охрипшей медицинской сирены.

Задыхаясь, Яша всё же выдавил:

— Да-а-вай быстре….

А я:

— Аха-а.

Его «припрыжка» сама собой перешла в ходьбу, а мой «бег» в причудливое ковыляние. Но, пыхтя, что два древних паровоза, плечо к плечу мы двигались вперёд.

Какого чёрта вообще побежали-то? Сейчас вот давление как врежет… греха не оберёшься. Всё Яшка. Неймётся ему.

— Поднажми! Уйдет.

Командует ещё, сукин сын.

Оставалось всего-то ничего, когда, пронзительно взвизгнув, створки дверей намертво захлопнулись. Гулко зашипев, троллейбус стал выворачивать на дорогу.

— Ёш… — выдавили мы хором. — Стой!

Еще хоть немного бы. Одышка, чёрт её дери, конечно. Но дело ж принципа. Вот почему не подождать? Секунду. Видит ведь, зараза, что люди бегут.

Троллейбус продолжал медленно двигаться. Всё. Не успели.

И тут!

Яша выкинул фортель. Он остановился как вкопанный. Вот те раз! Я, оборачиваясь на ходу, перехватил инициативу:

— Ты чего? Он же…

Но Яша стоял.

Глядя, как уплывает задняя дверь троллейбуса, в бессильном отчаянии хотелось грозить кулаком в огромное зеркало заднего вида, где я разглядел молоденькую девицу, выворачивающую баранку.

А Яша медленно, с выражением искренней растерянности поднял обе руки в стороны, наклонил голову набок и сделал глаза… такие глаза…

Ох, ребята, это…

Если б водительша глянула в зеркало, то увидела бы там растрепанного, худющего, ушастого старика с безвольно раскинутыми руками и таким взглядом, что… что… даже не знаю… рука б сама полезла в карман за милостыней.

И она ж таки посмотрела! Я обалдел, когда троллейбус, пшикнув нежно, притормозил. Задняя дверь приветливо распахнулась. Только благодаря этому, наверно, Яша не прижал уши ещё и к затылку. Хватило так.

А сукин сын с хитрой усмешкой уже прошагал мимо, вежливо помахал вожатой и поманил.

— Вперед, старина!

Через минуту мы катили по проспекту.

— Что это было-то? — в третий раз спрашивал я, с трудом переводя дух.

Яша хорохорился:

— Видал?

— Да видал-видал.

— Во-о-т. Есть еще блеск… — он закашлялся.

— Береги свой беск, антиквариат.

— Но ведь получилось.

— По-моему, ты вышел чертовски жалостливый.

Яшка выпрямился и снова проткнул пальцем воздух. Теперь над головой.

— Не путай. Жалостливая — это она, наша вагоновожатая, а я, — он приосанился как смог и принял гордый вид.

— А ты чего?

Друг мой помедлил как следует и объявил проникновенным голосом:

— Я — обаятельный!

— Не густо ж в тебе осталось…

— Хватило, — ухмыльнулся Яша.

КАК В СКАЗКЕ

Денёк уродился жаркий. Правда, кружевные занавески создавали подобие тени, а толстенные брёвна, из которых сложена изба, ещё хранили остатки ночной прохлады, но июльская духота сгущалась неумолимо.

Хозяйка, покряхтывая, выглянула в окно и тихонько выругалась.

— Ишь, парит-то как. Беда… Редиску надо полоть, а тут, прям, хоть в погреб полезай.