Так решила сама Алекс. Все равно не было ни свидетелей, ни доказательств. Только ее слово против его слова, и ей не хотелось рисковать. Ведь она родилась и выросла здесь, в Бате, вернулась сюда после учебы, чтобы нормально жить и работать, а в будущем выйти замуж, если ей все-таки повезет встретить настоящего мужчину. Поэтому в прошлом году она решила не обращаться в полицию, не желая рисковать своим будущим.
Возможно, не обсуждая ни с кем ее прошлое, Фиона тем не менее ясно выразилась, что думает о нынешней проблеме. И Алекс подозревала об этом с самого начала. Ее лучшая подруга не верила в случившееся.
Психоаналитика звали Ричард Сиккерт. Набрав его имя в поисковой строке «Гугла», Алекс сразу встревожилась, прочитав, что человек по имени Уолтер Ричард Сиккерт считался новоявленным Джеком-потрошителем. Этот Уолтер Ричард Сиккерт, художник, написал четыре картины, основываясь на реальном убийстве проститутки, совершенном в тысяча девятьсот седьмом году в лондонском Кэмден-тауне. Умер он в Бате в сороковых годах двадцатого века. Алекс задумалась о том, не предстоит ли ей встреча с его потомком.
Он встретил ее в обычном домашнем наряде – синей клетчатой рубашке и черных вельветовых брюках; правда, вместо тапок на нем были светло-коричневые туфли вроде тех, в которых ходят гольфисты. Его темные волосы влажно блестели, словно он недавно принял душ.
На носу психоаналитика поблескивали очки с продолговатыми линзами в модной черной оправе. О его возрасте судить было трудно – возможно, около пятидесяти или даже пятьдесят с хвостиком, хотя он мог быть и моложе, учитывая гибкость и живость его движений.
Ни крыльцом, ни входной дверью этот дом не выделялся из ряда стандартных домов, и у Алекс сложилось впечатление, что Сиккерт здесь и жил. При входе не наблюдалось медной таблички с его именем и родом занятий, и она подумала, что он намеренно не афиширует свою деятельность, чтобы пришедшие на сеанс клиенты, во избежание любопытных взглядов, не стремились как можно скорее юркнуть в дом.
Кабинет, не считая письменного стола с телефоном и папками, напоминал вполне уютную гостиную. Два кресла, обтянутые дорогой коричневой замшей, стояли на удобном расстоянии друг от друга, дополнительно разделяясь журнальным столиком солидных размеров. На серванте горел светильник, и дальше в углу комнаты имелся еще один источник света в виде традиционной лампы с большим кремовым абажуром, отделанным бахромой.
В этом помещении для релаксации создали атмосферу душевного комфорта, и она особенно подчеркивалась тишиной. Благословенной, спокойной тишиной. Алекс опустилась в одно из кресел и осознала, что с удовольствием просидела бы здесь весь сеанс, не произнеся ни слова.
Ричард взглянул на нее с мягкой улыбкой, словно прочитав ее мысли, и тихо сел в другое кресло, не нарушив ее размышлений.
Время шло, и, побуждаемая мыслью о том, что надо что-то сказать, Тейлор произнесла наиболее естественные слова:
– Спасибо, что согласились принять меня.
– Вы можете молчать, если хотите. Я вполне доволен тем, что вы спокойно отдыхаете, – ответил хозяин кабинета. – Нет ни малейшей спешки, и если вам хочется провести часок в спокойном молчании, то, пожалуйста, можете молчать. Доктор Филдинг – полагаю, с вашего разрешения – ознакомила меня с тем, что с вами случилось, поэтому, как я уже сказал, нет никакой спешки.
Алекс прижалась затылком к удобному мягкому подголовнику.
– Я думала, что у вас будет полно вопросов.
– Нет. Это не мой метод работы. Чтобы ум выдал или отфильтровал накопленную информацию, ему нужно время на успокоение. Обычный тихий отдых с непринужденно блуждающими мыслями зачастую бывает наиболее действенным. Своего рода свободный полет мысли.
– Мой мозг, похоже, не хочет отключаться; скорее, он резко активизируется, как только я собираюсь отдохнуть или лечь спать.
– А вы не хотели бы немного рассказать о себе? И чисто для проформы – вы позволите мне завести, скажем так, историю болезни?
– Пожалуйста, – добродушно отозвалась Алекс, слегка пожав плечами.
Сиккерт взял со стола планшет с уже закрепленным на нем листом машинописной бумаги. Потом, щелкнув шариковой ручкой, привел ее в состояние рабочей готовности.
– Начнем с чего-нибудь простого. Каких-нибудь детских болезней, кроме простуды, бронхита и прочих тривиальностей…
– Никаких. Исключительно здорова вплоть до четырнадцати лет, когда заразилась мононуклеозом. Что ослабило меня на пару месяцев, однако после этого не было никаких осложнений, выздоровела полностью.
– Затяжные депрессии?
– Ни разу не диагностировали, – Алекс покачала головой. – Однако какое-то время в прошлом году я провела в подавленном состоянии, и последний месяц, разумеется, тоже не принес мне радости.
– Значит, вы не пытались выяснить мнение специалиста или нормально подлечиться?
– Пожалуй, нет… – Алекс, смутившись, почувствовала, как покраснела ее шея. – Наверное, я просто… пыталась сама как-то справиться со своими проблемами. Или, скорее, отрешиться от них.