Не-птица (СИ)

Потом я узнала о тебе и Лене. Если это была не попытка освободиться от наших отношений, то что тогда? Я не знала, как тебе об этом сказать, да и не успела: пожаловал папа.

Скажу коротко: мы остались одни в кафе, и я сразу сказала, что утром лечу домой. Так что, когда ты уснул, я уже знала, во сколько рейс. Не скажу, куда летит самолёт, чтобы ты не бросился следом.

Глебушка, я никогда тебе этого не говорила (не умею говорить о важном, совершенно не могу — язык липнет к нёбу и на ум приходят только матерки и глупые шутки), но я люблю тебя. И поэтому не могу допустить твою от меня зависимость. Я ухожу, чтобы ты стал свободным.

Это будет больно и тяжело, знаю. Но, со временем, ты оценишь мой прощальный подарок, научишься им пользоваться. И тогда, может быть, станешь счастливым человеком. А я… Я тоже постараюсь. Может, когда-нибудь посмотрю фильм, снятый по твоему сценарию, а ты узнаешь о созвездии Иволги.

И мы вспомним.

Обнимаю. Целую. Прошаюсь.

Твоя Иволга.

P. S.: Напиши о нас красивую книгу".

* * *

Спустя пять лет поисков, потерь, бессонных ночей и новых открытий, спустя курс психотерапии и поездку на Каннский фестиваль, спустя все эти дни, часы, минуты и неуловимые их секундочки, я говорю тебе:

Иволга, я свободен.

Эпилог

— …Иволга, я свободен.

Писатель аккуратно закрыл свежий, ещё пахнущий типографской краской томик, и поднял взгляд на толпу, замершую вокруг. Здесь было так много молодых, почти детских лиц, и лиц его ровесников. Глеб прекрасно знал, что привело их сюда: популярный сценарист приехал в Новосибирск, на встречу с фанатами, чтобы прочитать им дебютный роман.

Здесь, в зале, собралось так много разных людей, и ни одной птицы.

— Что ж, спасибо, что послушали, друзья. Перейдём к автограф-сессии.

* * *

Когда он вышел из здания, на город уже опустился вечер, долгий и прекрасный, как пять лет назад. Глеб прошёл через подземный переход и выбрался на поверхность прямо в центре площади Маркса. Присев на скамейку под памятником Покрышкина, он невольно улыбнулся: высокомерия у каменного исполина за всё это время не убавилось. Откинувшись на спинку скамьи, Глеб прикрыл усталые глаза.

«Я так надеялся, что ты будешь там. Наверное, такое наказание за малодушие вполне приемлемо — вечно различать твой силуэт в толпе. Видеть его в темноте подъезда. Курить твои сигареты, чтобы чувствовать запах, тот запах…

Когда расстаёшься в криках и боли, с изменами и руганью, всё просто. Поболит, позудит дырой в груди — и перестанет. А вот пустоту от тихого прощания, которого так и не случилось, не заполнить ничем. Свобода… Все мои фильмы, все усилия лишь чтобы доказать Иволге, что она может вернуться. Неужели нельзя было догадаться: свободный человек не станет никому ничего доказывать! Пора принять простой и очевидный факт: Ивы в моей жизни больше не случится.»

— Засудить бы тебя за публикацию личной переписки!

Мужчина вздрогнул и открыл глаза. Она стояла прямо перед ним, держа в руках подставку с двумя стаканами кофе. Такая же, как пять лет назад… Ну, почти. Разве что вытянулась на пару сантиметров, сменила юбку на джинсы и отрастила волосы. Теперь бордовые локоны спускались Иволге почти до пояса, полыхая в закатных лучах взбесившимися языками пламени.

— Взяла латте. Всё ещё пьёшь?

— Пью, — писатель протянул руку, коснулся рукава олимпийки, потом взял кофе. — Пахнет замечательно.

— Ага! — подставка полетела в мусорку, а Ива плюхнулась рядом и с удовольствием глотнула эспрессо. — Привет.

— Привет.

Помолчали. Мимо проносились машины и автобусы, летний ветерок путался в волосах, разбрасывая пряди.

— Ты вернулась. Зачем?

— Ну, — Ива сделала ещё глоток, — я поняла, что ты освобождаться от меня ты не собираешься. Следила за каждым фильмом, замечала в героинях себя. Новости читала — все эти твои выходки. А потом услышала о книге. Скажи, специально все главы подписал оскорблениями?

— Почти все.

Стакан кофе приятно грел руки. Глеб, не отрываясь, смотрел на красноволосую.

— Ты же… Не убежишь?

— Не убегу. Не теперь.

— Столько лет прошло. Как ты сейчас? Где?