И я тоже дремлю, уткнувшись в его шею носом. Обнимая его без всякой причины. Лишь потому что он мой и мне можно. И не мешаю ему совершенно. Он тоже обнимает меня, как будто это само собой, словно не может иначе. Рад мне даже на узкой полке в поезде, даже когда смотрит что-то страшное о том, как люди умирают. А внутри меня спокойно и мирно. И впереди нас ждет праздник и концерт. И вообще всё хорошо у нас. Просто и уютно. И ничего больше не нужно.
Так было. Это не фантазии. Кусочек из прошлого.
Я просыпаюсь ближе к обеду в слезах. Сколько не пыталась вчера — плакать не вышло, а во сне видимо не выдержала и позволила себе. Вытираю щеки.
А потом снова обратно уснуть пытаюсь, чтобы опять там оказаться. Не здесь, в своей шикарной квартирке, а там, в поезде. На узкой неудобной полке. И чтобы ноги затекли. И чтобы он лежал рядом и дышал мерно.
Но уснуть больше не удается. Видимо, это была разовая акция. Аттракцион, устроенный организмом. Фух — вздох и на качелях резко вверх. А потом не вниз и даже не солнышком по кругу. Потом свет вырубили и аттракцион закончился.
Я смотрю на выключенный телефон, поднимаюсь и иду умываться. Одеваюсь и выхожу на улицу, сажусь за руль и еду за город. На заправке беру бутерброд и кофе.
Долго гуляю на смотровой одна. Будний день, больше никого нет вокруг. В какой-то момент я даже начинаю улыбаться. Боже, с ним даже расставаться просто и понятно! Не хочется себя обвинять и ранить. Не хочется презирать себя, ненавидеть, да и его не получается. После расставания с ним горько и грустно, но при этом у нашего разрыва очевидные причины. Самый простой парень на свете. Самый обычный. Самый-самый.
Домой я возвращаюсь вечером, и лишь после душа включаю сотовый. Пусто. Ни пропущенных, ни сообщений. Кажется, фирма не развалилась. У всех был обычный день. Свои дела. Своя жизнь.
Вокруг вдруг становится тихо, как в вакууме. Бескрайнем космосе.
Про Вселенную и космос так много сочиняют красивых стихов, но я не разделаю общих восторгов. Денис никогда не казался далеким и совершенным. Он простой, близкий и очень теплый. Очень-очень. Руку протяни — рядышком. В нем нет загадки, в его шкафах пусто, никаких скелетов. Бесяче понятный и предсказуемый. Бесячий в своей настойчивости. Невыносимый в отсутствии.
Следующим утром я встаю по будильнику и иду умываться, но вдруг ахаю от боли! Наступила на что-то спросонья, оно больно в ногу впилось. Я приседаю и осматриваю крошечную ранку.
Оказывается, я сережку нашла таким вот жестоким способом. Надо же. Ту самую! Точно, я же их с психу в стену швырнула, как истеричка. Красивую сережку. Что я подумала, когда увидела ее? Вот бы мне такие подарили…
А потом на меня что-то находит словно. В жар кидает, я вздрагиваю и на четвереньки встаю. Начинаю шарить пальцами по пушистому кофру в поисках второй серьги.
Раз одна нашлась, значит, где-то здесь должна быть и вторая.
Где же она?
Я шарю-шарю. По сантиметрам прощупываю свой ковер. Мне очень сильно нужно ее найти. Очень-очень.
Не знаю, сколько проходит времени, но когда звонит мобильный, я чувствую опустошение. Плюхаюсь на задницу и моргаю обескураженно. Вторая сережка есть, а первой нет. Как же так? Не могла же она испариться?
— Да? — подношу телефон к уху.
— Ксюшенька, как ты? Всё еще болеешь? — голос Богдана звучит очень осторожно. Словно он не босс мне, а отец, который переживает.
— Да. Что-то никак не могу в себя прийти.
— Ничего, отдохни, не насилуй себя. До понедельника свободна.
— Хорошо, спасибо, — говорю не без удивления.
Не проходит и пяти минут, как телефон снова вибрирует. На этот раз на экране надпись «Натали красотка».
— Ксюш, привет! Слушай, ты может меня слышать не хочешь, но мы тут к тебе на работу заехали. А тебя нет. Ты приболела? Может привезти что надо? Там лекарства или пожрать?
— Я… сережку потеряла. Найти не могу.
— А, — говорит Натали. Молчит. — Помочь найти?
— Если вам не сложно.
— Мы приедем через час. Вино брать?
— Нет, не хочу.
— Окей, — и приглушенный голос: — Аленка, берем вискарь. — Потом снова в трубку: — Скоро будем, жди.
Ровно через час в дверь звонят. Я открываю как была — в футболке Дениса и трусах. Не расчесывалась еще. Наташа с Аленой смотрят на меня, моргают.
Я кивком приглашаю их заходить.
Девчонки разуваются, звеня пакетами.
— Ого-о-о, — тянет Алена, заглядывая в комнату.
Я вытираю пот со лба и пожимаю плечами.
— Никак не найду эту чертову уродскую серьгу! Уже мебель всю отодвинула, ковер подняла, а ее нету! — развожу руками.
— Щас накатим и вместе поищем, — успокаивает Наташа.
— Так девять утра.
— Да похер, — отмахивается она.
— Серьга дорогая очень? Ну раз уродская, а ты ищешь. Сколько стоит? — спрашивает Алена, навострив ушки. Хлопает ресницами недоуменно.
Боже, ну какая она дурочка у меня! Так смешно становится.
— Самая дорогая на свете, — шепчу я, чувствуя, что внутри вдруг, совершенно неожиданно, что-то надламывается. Его подарок. Невообразимо огромная сумма для мальчишки из простой семьи, росшего без отца и неделю как вернувшегося из армии.