Не родная кровь [СИ]

Замкнуть кольцо окружения целого микрорайона удалось за пару часов, несмотря на отчаянное сопротивление федеров. Иногда всё же случались небольшие задержки. Но в целом операция шла по разработанному плану. Федералы несли серьёзные потери и уже становилось ясно: к вечеру их сопротивление будет окончат ельно сломлено.

Фёдор с тремя мужиками из своей роты пробирался вдоль полуразрушенной, с зияющими проёмами окон пятиэтажки. Они дошли уже до её угла, за которым увидели танк Т-80. Он стоял во дворе, образованным четырьмя пятиэтажками, за одной из которых прятались Фёдор и его товарищи.

Возле танка находились четверо мотострелков. Они тревожно вслушивались в доносящуюся яростную пальбу, но оставались на месте, поскольку вероятно не получили никакого приказа.

Трошин и его товарищи одновременно открыли автоматный огонь, как косой выкашивая пехоту противника. Пули выбивали из одежды врагов пыль, другие пули вонзались в танк, рикошетили от него. Всё было закончено в несколько секунд.

Фёдор дёрнул из-за спины гранатомёт «Муха», сноровисто приготовил его к стрельбе, устроил на правом плече. По горизонтальным штрихам на прозрачной мушке определил расстояние до танка, составлявшее метров сто, повернул предох ранительную стойку вниз до упора и опустил её, после чего нажал на спусковой рычаг шептала. Оружие бухнуло, граната понеслась к цели и ударила танк в правый бок.

Грохнул взрыв.

Бронемашина вздрогнула и даже осела, будто живая. Пушка, словно печная труба, вытолкнула облачко дыма, а из командирского люка и люка наводчика рванулись вверх два столба дымного пламени и через мгновение сработал боезапас. Стальную махину разворотило изнутри взрывом, а башню отшвырнуло метров на десять от покорёженного корпуса.

Трошин отбросил бесполезную уже трубу гранатомёта. Привычно взял автомат и не торопясь, побежал вперёд, зорко контролируя местность. Остальные последовали за ним.

Все вместе присоединились к своей роте, что небольшими группами продвигалась вдоль улицы.

Сибирский Добровольческий полк зачищал улицы, дворы, здания. Сопротивление им оказывали упорное, но оппозиционеры метр за метром, теряя людей убитыми и ранеными, шли вперёд.

В какой-то момент атака почти выдохлась, люди остановились, неспособные сделать ни шагу. Командиры уже не кричали и не требовали. Они понимали, солдатам нужен отдых, их эмоциональное напряжение настолько велико, что сил нет ни на что.

Фёдор опустился прямо на успевший нагреться под солнцем асфальт, откинувшись спиной на стену здания, положив автомат на вытянутые ноги. Чуть успокоившись, закурил.

Послышались грубые окрики. Из-за угла солдаты пинками и прикладами выгнали пятерых пленных федеров. Те суетливо и испуганно торопились, держа руки поднятыми.

Сидевшие повсюду бойцы равнодушно смотрели, как пленных согнали к стене, перед ними, на расстоянии не более четырёх шагов, выстроились пять человек с автоматами, без лишних слов клацнули предохранителями и дали по короткой очереди. Тела расстрелянных мягкими безвольными кулями повалились на асфальт, агонизиру я. Добивать их не стали, разошлись не спеша, расселись, кто где.

Трошин отвернулся, продолжая меланхолично затягиваться сигаретным дымом.

Минут через двадцать прибежал сам командир полка, в сопровождении нескольких штабных офицеров. Все в бронежилетах, касках, вооружены автоматами, а какой-то майор — пулемётом Калашникова.

Фёдор видел комполка всего один раз и то во время короткого затишья. А тут вдруг сам, собственной персоной во время боя пожаловал. Видать, и впрямь серьёзное дело затевается. Одним этим контрударом не обойдётся. Да и правильно. Сколько можно обороняться, пора уже и по зубам федерам дать.

Запыхавшийся полковник сходу заговорил и — о, чудо! — не кричал, не приказывал, не требовал, не угрожал. Очень эмоционально получилось у него, почти по-отечески.

— Ребятушки! — воскликнул он, — Ну, давайте, давайте! Немного уже осталось, дожмём этих сволочей. А после каждому по стакану хорошей водки! Даю слово! Давайте, родные, давайте!

Солдаты зашевелились, вставая. Тут же послышались команды своих офицеров. Все начали разбегаться, готовясь к очередной атаке. А полковник со штабными побежал дальше — поднимать других. Бой закипел с прежней яростью. Метр за метром шли вперёд. Оставшиеся за спиной здания зачищали идущие следом подразделения, там выстрелы и взрывы гранат не утихали ни на минуту.

Поредевшие роты дошли до старого аэропорта, переставшего принимать самолёты ещё тридцать лет назад. На его месте вознёсся большой и современный жилой массив, именуемый Взлётка. Сейчас он, как и весь город, лежал в разрухе…

Зайти в административное здание бывшего аэропорта удалось сходу, но в помещениях загрохотала яростная перестрелка, испуганное эхо суматошно заметалось по закоулкам.

В большом зале, заваленном всяким хламом, сошлись врукопашную.

Люди в зверин ой ярости топтались по раненым и убитым, запинались, падали, пытались встать, но на них валились другие — окровавленные, стонущие, хрипящие, орущие…