Не родная кровь [СИ]

Всё это для Ивана стало чуждым и далёким. Он без всякого сожаления отвернулся от изуродованного войной безобразного мира.

//- * * * — //

Бои за город и по всему фронту продолжались. Войска Объединённой Оппозиции в долгой обороне измотали федеральные силы. За это время, по распоряжению руководства Оппозиции, в тылу сформировались и чему-то обучились свежие бригады. Их снабжали из-за границы всем необходимым, что так охотно поставляли жадные до российских природных ресурсов транснациональные корпорации, ждущие, когда эти чёртовы русские перережут друг друга.

Вскоре резервы бросили в бой.

Измотанные в наступлении войска федералов начали пятиться, злобно огрызаясь, надеясь на скорую помощь от центра, чтобы насытить страшную мясорубку войны…

В России мужичья много. Чего его жалеть? Бабы ещё нарожают.

//- * * * — //

Красноярск, превратившийся в развалины, федералы оставили.

Линия фронта передвинулась на запад на сотню километров, а где-то и больше. Оттуда до оставшихся в городе, конечно же, не доносились отзвуки канонады, зато шёл бесконечный поток раненых.

Недавняя передовая стала тылом.

Писари отложили автоматы и взялись за составление списков погибших и пропавших без вести.

Похоронные команды привычно выполняли свою скорбную работу, давно ставшую для них рутиной. Хоронили и своих и чужих без разбору — смерть всех примирила.

Длинные ряды траншей копали экскаваторами, а где-то и вручную, на заброшенных полях бывшего Берёзовского совхоза. Земля мягкая, места много — город-милионник захоронить можно и ещё останется.

Возле одной из траншей, сдавая задом, потихоньку двигался самосвал. Следивший за ним солдат, громко свистнул, ненадолго опустив закрывающую нос и рот повязку из куска камуфляжной ткани

— Ну и вонища… — пробормотал он, поправляя повязку.

Машина остановилась. Водитель, тоже с повязкой на лице, выглянул из кабины.

— Нормально? — спросил он, обращаясь к солдату.

— Пойдёт! Вываливай.

Кузов начал подниматься, из него мягко посыпались тела мертвецов — голые, лишь некоторые в грязной, изодранной и уже не пригодной к носке одежде. Все как один босые. Многие со страшно чернеющими ранами и тёмными следами потёков давно свернувшейся крови…

Не опуская кузов, самосвал тронулся чуть вперёд, специально дёргаясь на включенной скорости и тормозах, отчего задний борт несколько раз с лязгом стукнулся о кузов.

Больше никто не выпал.

— Опускай! — крикнул солдат.

Кузов опустился, самосвал уехал.

К солдату приблизились ещё несколько человек — все в повязках, и остановились, хмуро глядя на сваленные в кучу тела.

— Не стоим, сбрасываем и закапываем быстрее! — скомандовал подошедший вместе со всеми сержант. — И так вонь невыносимая!

Бойцы попарно принялись растаскивать кучу, за руки и за ноги хватая мертвецов и оттаскивая их к траншее, где раскачивали пару раз для удобства, а то и сразу скидывали вниз, совсем не заботясь тем, как там тела упали.

Руки солдат защищали рабочие рукавицы. И всё равно иногда конечности мертвецов выскальзывали из захватов. Тогда бойцы вяло матерились, снова хватались и тащили тела дальше.

Один могильщик, вероятно, самый сообразительный, пользовался длинным стальным крюком, втыка я заострённый загнутый конец в тела мёртвых, после чего волок их по земле, ногами спихивая в траншею…

Он делал это равнодушно, с какой-то обыденной привычностью, ничуть не волнуясь как минимум неэтичностью своего поведения.

Никто из товарищей не говорил ему, что нехорошо это, нельзя так. Они монотонно и уныло выполняли приказ по захоронению погибших. Процесс выполнения приказа никого не интересовал. Нужен был быстрый и положительный результат по избавлению от трупов, чтобы не допустить массовых болезней и даже эпидемии.

Как только всё было закончено, все взялись за лопаты и быстро закидали землёй эту часть траншеи, после чего бойцы отошли в сторонку и меланхолично растянулись в тенёчке под растянутым на палках тентом, спасаясь от палящего солнца.

Примерно через час самосвал вернулся гружёным.

По случайному стечению обстоятельств тела братьев захоронили рядышком. Они так и л ежали друг за другом: Андрей Николаевич Савельев, Фёдор Павлович Трошин, Иван Петрович Никитин.

Никаких крестов, памятников и даже табличек. Безымянное массовое захоронение.

Разделённые жизнью, разные и противоречивые, они всё равно оказались вместе, примирённые Смертью.

Даже с не родной кровью они всё равно оставались братьями.

Эпилог

Россия. 2017 год. Начало осени. Палаточный лагерь беженцев.

Беженцы вышли на копку картофеля. Его в массовом порядке сажали по весне, на вскопанных вручную участках, нарезанных руководством лагеря в заброшенном поле. Каждый брал земли, сколько хотел. Проросшие саженцы давали всем. Тыловики позаботились об этом.

Потом, когда в городе и в окрестностях шли тяжёлые бои, люди выходили на прополку и окучивание корнеплодов. Все боялись, что мирный труд пропадёт впустую — здесь тоже могл и появиться войска и устроить бойню.

Но Судьба смилостивилась над людьми жившими и без того в нелёгких условиях.

Бои обошли их стороной.

Картошка уродилась хорошей.