Читаем Не родная кровь [СИ] полностью

Не любил Фёдор и младшего брата — Ивана. Не просто не любил, вообще терпеть не мог. Если с Андреем ещё как-то пытался строить отношения из корыстных соображений, то Ваньку, как хронического уголовника — именно так Федька называл младшего брата — не переносил на дух.

Да и то сказать, Иван действительно с малолетства пошёл по стопам непутёвого родителя. Тот был идейным сидельцем, бόльшую часть жизни провёл по зонам — от общего режима до «крытого», как его называют сами «жулики», а на официальном языке такой режим именуется тюрьмой [1 — Не путать с СИЗО — следственными изоляторами. Официально на 2010 г. в РФ функционировало семь тюрем (прим. автора).].

Он недолго сожительствовал с матерью двух маленьких сыновей, считавшей, что пусть хоть такой мужик будет. А то какому нормальному мужику, не приживальщику, она нужна с двумя-то «спиногрызами»?

Но и этот получил очередную судимость за очередную кражу и надолго поехал «в командировку».

Иван родился в восемьдесят втором году, уже без своего непутёвого папаши, который из зоны ни строчки не написал своей бывшей сожительнице. А она слала ему длинные письма, изл ивая на тетрадные листки тяжёлую долю одинокой бабы, едва тащившей на себе трёх малолетних детей, кое-как обувая и одевая их, кормя, чем придётся.

Никитин Иван Петрович унаследовал от своего папаши фамилию и отчество. Да в довесок несчастливую судьбу: первый раз он сел в пятнадцать лет за то, что с друзьями ограбил павильон. Собственно, Ванька и не грабил. Так, в сторонке стоял, пока другие, пользуясь темнотой, безлюдьем и беспомощностью молодой, напуганной до смерти продавщицы, дербанили содержимое железного киоска. Но срок получил вместе со всеми, хоть и поменьше организаторов преступления — четыре года.

Три года чалился на «малолетке», а как исполнилось восемнадцать, был этапирован на «взросляк», где досидел оставшийся по приговору год. Освободился «звонком», то есть, отбыл весь срок до конца.

Вернулся домой, решил начать честную жизнь, тем более что сел по глупости. За время отбывания наказания о многом передумал и п онял, что не хочет идти по стопам непутёвого родителя. Да и мать на редких свиданках переживала, плакала, говорила, что Иван весь в своего папашу пошёл.

Второй раз Иван сел в двадцать четыре года. Сел опять по глупости — за хранение угнанного авто. Подставили старые кореша, попросившие подержать временно в его гараже автомобиль, клятвенно заверив Ивана, что тачка «чистая». Не хотел этого Ванька, чувствовал, темнят дружки, и всё же не смог отказать. Арестовали его через несколько дней после этого. И закрутилось всё по-новой… Дружки пошли в отказ: мол, знать ничего не знаем. Пришлось Ивану отвечать за их подлость и собственную глупость. Опять схлопотал четыре года общего режима.

Со своей будущей супругой Еленой он познакомился по переписке, как с «заочницей». Дело дошло до того, что она начала приезжать к нему на краткосрочные свидания, а потом, когда расписались в зоне, два раза приезжала на длительные.

Елена выглядела «серой мышкой», по характеру была очень доброй и отзывчивой. Жена и мать из неё получилась хорошая. Она верно ждала мужа, слала ему передачи и письма. Ожидая освобождения супруга, одна воспитывала сына Ромку от первого неудачного брака. Рождённая от Ивана дочь Вика появилась на свет уже после освобождения отца.

На зоне парень твёрдо решил «завязать», освоил профессию каменщика. Вернулся молчаливым, прежде чем что-то сказать, тщательно обдумывал, что говорить и как. Эта привычка появилась в неволе, где за каждое слово спрос серьёзный.

Устроился на стройку по приобретённой специальности и зажил честной жизнью, хотя кореша по-прежнему не давали покоя. Как с гуся вода с них: будто и не подставляли, не подличали. При этом всякий раз с особой значимостью вспоминали о том, что слали «дачки» другану.

Иван действительно их получал и это очень помогало в неволе. Поэтому, хоть и держал на дружков с мертельную обиду, не разрывал отношения совсем. Так уж он был устроен — весь из противоречий.

О таких говорят — классический неудачник. По глупости испортил себе жизнь в самом начале. Здоровья немало потерял за годы отсидки. Сухопарый, ростом метр семьдесят шесть, по привычке коротко стриженый, зеленоглазый, лицо аскетичное со слегка ввалившимися щеками из-за плохого питания и тяжёлой жизни на зоне. По характеру спокойный, не завистливый, не злобивый. За свои неудачи винил только себя.

Свою жену и детей Иван любил. В целом всё у него неплохо шло в последнее время, вот только жизнь бедной была, хоть и работал каменщиком. Работодатель прижимистый оказался, платил мало. А с двумя судимостями никуда особо не брали. Приходилось терпеть.

Пока Ванька сидел, жене без постоянного жилья очень тяжко приходилось. Андрей Николаевич ей помогал. Он хорошо относился к младшему брату и его жене. Видел, что порядочные люди они, да только жизнь об них ноги вытирала…

Перейти на страницу:

Все книги серии Мы будем на этой войне

Штрафники 2017. Мы будем на этой войне
Штрафники 2017. Мы будем на этой войне

«Лишь бы не было войны!» Не пройдет и века после Великой Победы, а правнуки ветеранов забудут этот урок: у бандерлогов вообще короткая память. И что бы там ни врали их кукловоды — ни один бунт не бывает осмысленным и милосердным…Добро пожаловать в преисподнюю 2017 года, в разоренную новой Гражданской войной, обезумевшую и обескровленную Россию. Здесь брат идет на брата. Здесь не берут пленных и не щадят мирных жителей. Здесь террор федеральных войск сравним лишь со зверствами вооруженной оппозиции. Здесь вновь востребован сталинский опыт по созданию штрафных подразделений, где «смывают вину кровью» и осужденные за различные преступления фронтовики, и матерые уголовники, — и столкновения между ними неизбежны. Так что зачастую и не разберешь, кто твой настоящий враг и откуда прилетит смертельная пуля — в лицо или в спину… И если, не дай бог, авторы этого фантастического боевика окажутся правы — никому из нас не избежать судьбы штрафников-смертников: мы все будем на этой войне!

Дмитрий Дашко , Дмитрий Николаевич Дашко , Сергей Владимирович Лобанов , Сергей Лобанов

Фантастика / Альтернативная история / Попаданцы

Похожие книги