Не родная кровь [СИ]

Действительно, собеседник размышлял, что надо бы расстрелять этого чёрта. Но кому приказать? Одно дело застрелить в бою: в этом случае ещё как-то можно объяснить жестокость к сдающимся в плен. И совсем другое — расстрелять пленного после допроса. Кто-нибудь обязательно настучит особистам.

Директива прямо указывает о недопустимости самосуда.

Хорошо им,*censored*ам штабным, такие директивы писать. Попробовали бы сами неукоснительно исполнять.

Если «забить» на исполнение, то этак и погоны потерять недолго.

Но что с ним делать? Куда девать? В этой долбаной директиве предписывается отправлять пленных в тыл для передачи в созданные особые отделы.

Легко написа ть «отправлять в тыл». С кем? Кого в сопровождение дать? Ладно ещё толпу сопровождать. Там хошь не хошь, людей выделишь. А одного?

Кто его в плен взял и зубы высадил? Не мог насмерть прибить? Вот пусть он и сопровождает.

— Часовой! — крикнул мужчина.

В блиндаж быстро вошёл вооружённый автоматом боец.

— Увести.

— Куда его, товарищ капитан?

— Куда-куда… Расстреляй!

Фёдору подурнело. Он почувствовал, как дощатый пол блиндажа уходит из-под ног. Собрал всю волю в кулак и подумал:

«Вот и всё…»

Часовой в растерянности от слов командира медленно открывал и закрывал рот. В конце концов, смог выговорить:

— Но…

— Чё «но»?! Я тебе конь, что ли?! — гневно спросил хозяин блиндажа.

— Никак нет… Нельзя же пленных расстреливать…

— Да ты что?! — очень натурально удивился капитан. — А я не знал! И чё теперь с ним делать? На постамент поставить и в жопу целовать?

— Зачем целовать?.. — пробубнил боец.

— Ну-у, я не знаю, — задумчиво отозвался офицер. — Зачем-нибудь. Пленный же.

В этот момент по ступенькам быстро спустился ещё один вооружённый автоматом человек.

— А! вот ты где! — воскликнул он, глядя на бойца. — А я думаю, где часовой?! Ну, чё, «колется»? — обратился вошедший уже к капитану, бросив быстрый взгляд на Трошина.

— Чё его колоть? Он всё равно ни*censored*а не знает, — равнодушно ответил офицер.

— Ясно. И куда его?

— К особистам надо отправлять.

— А кто его сопровождать будет? — удивился вошедший.

— Ты чё пришёл? Умные вопросы задавать? — саркастически и с какой-то усталостью усмехнулся капитан. — Хочешь, рас стреляй. Вон, часового возьми за компанию.

— Смешно, — скептически отозвался пришедший человек.

Фёдор с замиранием сердца слушал, судорожно пытаясь понять свою дальнейшую участь.

— В общем, так, — официальным тоном сказал капитан, — выясняй, кто этого хмыря в плен взял, делай сопроводиловку и пусть провинившийся сопровождает его к особистам.

— Слушаюсь, — также официально ответил вошедший, чётко бросив правую руку к виску. — Разрешите идти?

— Иди.

— Пшёл на выход! — с презрением процедил незнакомец, искоса глянув на Трошина.

Глава II Это мы, Господи!

С той поры, как Иван ушёл за Ромкой, Елена ничего не знала ни о сыне, ни о муже. Душа её не находила покоя ни на минуту, всё мысли женщины были лишь о пропавших — самых родных и близких. И только необходимость заботы о дочке Вике, которой не так давно исполнилось шесть лет, заставляла Елену быть терпеливой и не терять веры в лучшее.

Они так и жили в коттедже у Андрея Николаевича.

Елена, чтобы не чувствовать себя прихлебательницей, добровольно взвалила на хрупкие плечи обязанность по уходу за большим домом.

Андрей Николаевич для приличия повозражал и быстро согласился, поскольку бывшую домработницу пришлось рассчитать по её же просьбе, как только начались неспокойные времена и она уже не могла ездить из города в посёлок.

Елене взялась помогать свекровь. Сидеть целыми днями без дела она не хотела, поэтому вместе с невесткой занималась уборкой, готовкой на кухне, скрашивая быт досужими разговорами. Мать тоже очень переживала за Ивана. Во внучке же души не чаяла, находя с ней общи й язык во всём, чего не было с детьми Андрея Николаевича. Повзрослевшие, те уже так не тянулись к бабушке.

Но однажды Елена осталась и без этой помощи: Савельев отправил свою семью за границу.

Теперь вечера женщины проходили в небольшой комнате, где она жила с дочерью в терпеливом и тревожном ожидании возвращения любимых.

После отъезда свекрови, не к кому стало сходить, поговорить или просто помолчать. Тоску долгих вечеров скрашивала дочь — непоседа и очень позитивный человечек, ещё не ведающая о проблемах и бедах взрослых. Девочка в постоянно хорошем настроении, игривая, неугомонная, щебетала о чём-то своём и без конца ластилась к маме.

С отъездом семьи Андрей Николаевич практически перестал бывать дома, уйдя с головой в новые заботы. Лишь изредка он наведывался узнать как дела, не нужно ли чего, приводил себя в порядок и снова пропадал на несколько суток.

Жизнь в посёлке текла по установленному военными распорядку — никакого освещения в тёмное время суток, никакого свободного хождения по улице после девяти вечера, всем предписывалось постоянно иметь при себе паспорта и специальные пропуска, введённые приказом командарма.

Однажды днём случилась трагедия.