Не родной папа

— Ева ты куда? — Быстро к ней, чтобы поддержать и помочь через невысокий порог перепрыгнуть.

— Мне в душ надо. Я вдруг поняла.

— Давай не сегодня, повязку намочишь.

— Ева… — вздыхаю, пытаясь остановить.

— Ты иди, я сама.

— Ну вот как ты сама? — злиться начинаю. Как и любой врач, рекомендаций которого не придерживаются.

— Давай ты мне пакет на ногу наденешь и все. Я быстро.

Сам удивляюсь, как поддаюсь на уговоры. Тщательно ногу прячу, еще и скотчем заматываю. В душе стульчик ставлю, чтобы сидя мылась.

Помогаю забраться в кабинку и выхожу из комнаты.

Сижу на кухне и жду. Каждый ее шорох на грани сорваться и помочь, если с ней что-то не так. Останавливаю себя постоянно, понимая, что она там раздета. Некрасиво будут врываться.

Воду выключает и все в квартире затихает. Как представлю, что сейчас будет выпрыгивать из душевой, так передергивает.

— Ева помочь? — спрашиваю из-за двери.

— Да, если несложно.

Главное, чтобы она одета была.

“Одета” это сложно назвать, но все-таки полотенце, обмотанное вокруг тела лучше, чем ничего.

Отрываю девушку от земли и усаживаю на стиральную машинку. Сам же опускаюсь на колени и отрываю скотч, потом пакет стягиваю. Осматриваю все. Не намокло.

— Ну все, можешь одеваться, — поднимаюсь и напротив ее глаз оказываюсь.

Щеки порозовели после горячего душа. Волосы еще влажные плечо перекинуты. Губы кончиком языка облизывает и ждет.

Убийственно.

Уйти надо. Дать ей одежду и уйти.

Не успеваю. А может и не хочу успевать.

Ева первой поднимает руки, обнимает и на себя тянет.

Вроде и сильнее ее, ну тут силы пропали сопротивляться. Мы одновременно глаза закрываем и целуемся. Обнимаю за талию. Ее ноги вокруг меня.

Отчаянно как-то все. Как-будто просит не останавливаться.

Полотенце ее развязывается и падает.

Пальцами по нежной коже провожу. Позвонки, лопатки. В волосы зарываюсь.

Аккуратно их назад оттягиваю, что выгнулась и подставила шею. Поддается.

Стонет и тут же себя останавливает. Стесняется.

На шею перехожу, кожу губами втягиваю. Сильнее прикусываю, чтобы продолжила стонать.

От шеи пальцами скольжу вниз до груди.

Сжимаю несильно. С ней все не сильно. Аккуратно.

— Я хочу тебя, — шепчет на ухо и почти стоп-кран срывает.

Глаза открываю и останавливаюсь. Ева на меня смотрит. А меня только одно волнует сейчас, мне послышалось или нет.

Выдыхаю, глаза невольно опускаются. Натыкаюсь на грудь небольшую. Под моим взглядом набухает и округляется.

Снова ей в глаза.

На меня смотрит. Облизывает губы пересохшие.

— Первый раз? — тихо спрашиваю. Слежу за мимикой.

Это ключевое сейчас. Просто так в порыве наваждения первый раз с ней не буду. Если не первый, тогда другое дело. Девочка уже не маленькая.

— Нет, — качает головой и смотрит замыленным взглядом.

— Тогда пойдем в кровать.

Киваю и подхватываю ее на руки. Уношу в спальню.

Пока кто-то из нас не передумал.

Глава 17. Ева

Поговорим об этом утром.

Утро наступило, а его последняя фраза перед поцелуем на ночь, так и не стерлась. Будь я немного уверенней, я бы не врала, конечно. Но так хотелось, чтобы не оттолкнул.

Готовлю омлет на завтрак. Это немного успокаивает, пока не слышу в коридоре шаги. Медленные, тяжелые. Это Валера.

Пальчики на руках перекрещиваю, а глаза к потолку поднимаю. Молчаливый жест обращения к высшим силам, с просьбой стереть ему память. Частично.

— Доброе утро, — руки мужчины опускаются на столешницу по обе стороны от меня, а губы касаются задней поверхности шеи.

Рот слюной наполняется. Помню нашу ночь и хочу, чтобы прижался сейчас и обнял. Но сама вряд ли решусь это произнести.

— Привет, — задерживаю дыхание, настораживаюсь. Не оборачиваюсь, пытаясь понять настроение. Как вести себя с ним? Игриво или сдержанно?!

— Как нога? — Рассматривает мою ногу, которую сейчас опустила на стул, чтобы не держать на весу.

— Еще болит, но терпимо.

— Повернись ко мне — негромкая просьба, но звучит так, что проигнорировать нельзя.

Уменьшаю огонь на минимум и разворачиваюсь к Валере. Взглядом в грудь ему упираюсь. Рассматриваю надпись на серой пятнистой футболке.

Глаза поднять боюсь.

— Мы как-то с тобой не разговаривали про это. Но мне казалось, это итак известная истина. — Убирает прядь моих волос за ухо. Кончиками пальцев скользит по овалу лица. И за подбородок поднимает чуть вверх. Глазами встречаемся. Его темные, глубокие, опасные. — Я стараюсь не врать и не люблю, когда мне врут. Вот ты не любишь змей, а лжец он такой же. Как змея. Она извивается, никогда не бывает прямой, ползет она или лежит в покое. А знаешь, когда змеи прямы и не притворяются? — Моргаю, пытаясь до конца осознать смысл его слов. — Когда они мертвы.

Знаю, что врать это плохо. Но ночью мне это казалось не таким уж и преступлением.

— Прости, — еле слышно отвечаю. — Мне просто хотелось быть уже не такой маленькой, чуть больше опытной, чтобы ты не оттолкнул.

— Глупышка, — усмехается и кладет одну руку мне на шею. Пальцами проводит по основанию волос. Все тело приятно сжимается. — Первый раз ты не могла быть опытной, как бы ни хотела этого. Зато я мог бы быть аккуратней.

— Все было хорошо.