Не родной папа

— Я думала он холостяком останется еще долго. Ева, да от него все девушки сбегали, потому что он с ними мало был. Все время на работе. А ты сама его нашла! — Варя улыбается мило. Слезы мне своими теплыми пальцами вытирает. — Давай, улыбнись. Ты главное не сбегай сразу. Привыкнешь к такому режиму. Мой брат приезжал недавно, чтобы встретится со всеми, так Валерка на сорок минут опоздал. К нему, видите ли, пришел пациент бывший на консультацию. Поэтому, я уверена, он задержался на работе. И пусть жалеет теперь, что нашу лазанью не попробует.

— Он сказал мне ложиться спать. Не ждать его. Значит, будет спать с кем-то еще.

— Дурочка. Хочешь, я ему позвоню? Узнаю все сама?

Киваю головой. Очень хочу. И Варе это так все легко дается. Она тут же набирает его, ждет долго. Смотрит на меня и улыбается.

— Не отвечает. Если на операции, то он и не ответит. Представляешь, рассматривает там чьи-то кишечки и тут я такая, — мы одновременно усмехаемся. Вроде она правильно говорит, а я волнуюсь. — Тогда давай ужинать без него. Так и быть оставим ему кусочек.

Я сажусь за стол, Варя ставит передо мной тарелку с едой. Сама садится напротив.

— Ева, расскажи про себя.

— Я не могу, — вздыхаю, в еду глазами впиваюсь.

— Почему? Мы же подруги.

— Ты не только моя подруга. — Глаза на нее поднимаю, наблюдаю, как она кладет еду в рот и от удовольствия закатывает глаза. — Я не хочу, чтоб ты Валере проговорилась. Знаешь, когда мужчина знает про женщину что-то плохое, это отталкивает его.

— Я умею хранить секреты, если надо.

Сдаюсь. Так надоело это все в себе держать. Хотя бы частично с кем-то поделиться.

— Всем кажется, что я должна была это остановить и прекратить, это же так легко, но на самом деле насилие зачастую и терпят, потому что выхода другого нет. Собрать вещи и уйти только на словах легко.

Поднимаю на нее глаза. Сама пугаюсь. У Вари лицо бледное, как будто она сама это переживает. Пропускает через себя.

— Это твой отчим? Что он делал? Я не расскажу, обещаю.

— У него был свой, изощренный способ. Он понимал, что изнасилование — это совершение полового акта, за это его могут посадить. Поэтому он заставлял меня делать другие вещи. Раздеваться перед ним, трогать его. — В горле сжимается, и я делаю глубокий вдох. — Не хочу все это вспоминать. Но это было мерзко. Потому что он меня принуждал к этому и получал удовольствие от моих слез. Это такой вид садизма, от которого он кайфует.

— Ты не могла это остановить?

— У меня никого нет. Мама умерла. Мне и уйти некуда было. На стипендию я долго не проживу, да и где жить? Вову с ним оставить? Не хочу я, чтобы он рос с отцом и брал с него пример. Не рассказывай Валере, пожалуйста. Я сама, когда будет подходящий случай или… Или… Он мне нужен сейчас, а если это оттолкнет его… я не знаю, как дальше.

— Обещаю, я не расскажу. Ты всегда можешь позвонить мне, если надо поговорить. Может, я и не умею давать нужные советы, но зато поддержу и никогда не буду обвинять и осуждать.

— Спасибо, Варь.

Градус нашего веселья спадает. Я расстроилась из-за Валеры, Варя расстроилась из-за меня, непонятно только, как сам врач себя чувствует. Варе так и не перезвонил.

Я отправляю подругу, целую в щеку и крепко обнимаю. Вот так неожиданно в моей жизни появилась еще и она. Такая удивительная, славная, отзывчивая.

Отвожу Вовку в душ перед сном. Отвлекаюсь от мыслей разных.

Поздний звонок в дверь. Настораживает, поэтому не спешу открывать.

— Вов, это, наверное, Варя что-то забыла, посиди тут, я через минуту вернусь.

Даю брату пару пустых банок, чтобы было с чем играть, и выхожу в коридор.

Заглядываю в глазок и замираю. Сердце так гулко бьется в груди. Сбивает ритм от неожиданности. Я тут же открываю дверь мужчине из доставки цветов. От Валеры что ли? Внутри расцветает все. Уже простила и забыла, что задержался.

— Здравствуйте.

— Привет. — Голос узнаю мгновенно, но дверь закрыть не успеваю.

Отчим заталкивает меня в квартиру, заходит сам и захлопывает за нами дверь. Хоть бы сердце не остановилось от страха. А если Валера сейчас придет и увидит нас? Он же не поверит.

Цветы в руках отчима высохшие, старые. Просто упакованы.

Мы одни в чужой квартире. И только Богу известно, что на уме у Олега.

— Скучали без меня? — Руку протягивает, чтобы коснуться лица, но я успеваю увернуться.

— Уходи отсюда!

— Скучали, — усмехается, обнажая ряд пожелтевших от курения зубов. — Нашла то, что я говорил?

— Нет тут ничего. Ты ошибся.

— Все обыскала?

— Все! — взмахиваю руками, чтобы понял наконец и отстал.

— Раз нет тут, значит в больнице.

— Сам ищи то, что тебе надо.

— Тогда придется от врача избавиться или пытать, где блокнот.

Ахаю от неожиданности и выдаю себя.

— Переживаешь за него? Понравилось с ним? — Я не отвечаю, но удержать разные эмоции в себе не могу. — Видел вас возле больницы. Он тебя на руках носил, как влюбленный идиот. Раздвигала перед ним ножки?

Замахиваюсь, чтобы ударить, но отчим перехватывает руки и заводит за спину.