Не романъ

Большинство из тех, кому хотелось повеселиться, устали наблюдать за моими стараниями уже через полчаса. Самые стойкие продержались час. А через полтора, когда один из элементов рамы уже блестел, словно поручень корабельного трапа на солнце, руководитель клуба пошёл на попятную:

– Ну, хватит, довольно, брось этот металлолом. Пойдём-ка, убедила, дадим мы тебе мотоцикл.

На что я покачала головой:

– За мотоцикл, конечно, спасибо, но сперва я отполирую это. Люблю всё доводить до конца.

То, как сложились мои отношения с мотоспортом – дело десятое. Главным во всей этой истории оказалась отчищенная до блеска рама, которая нашла своё достойное место в одном ряду с призами и кубками, и стала предметом гордости, неким памятником упорству, увлечённости, и назиданием тем, кто наивно полагает, что мечты всегда становятся явью, после упорного труда над собой.

И немного о спорте…

– Что ж ты такой непонятливый. Ну, вот, к примеру, есть монокль, не два стёклышка, одно, а у меня моноласта! Одна!

– На одну ногу, что ли?

– Да нет же!

– Ну, монокль-то на один глаз.

– Да, а моноласта одна, но на две ноги, как хвост дельфина.

Мы стоим у длинного стола и протираем лодочные движки, каждый свой. Когда, после четверти века занятий каким-то делом ты, наконец, понимаешь всю бесполезность затеи, то ищешь себя на ином поприще52, и ошибаешься, ошибаешься, ошибаешься. Делаешь это с упоением, часто мажешь, попадая в «молоко»53. Нет, ну, конечно, только не в стрельбе, это дело хорошее. Мне всегда нравилось изумлять окружающих умением попадать точно в цель, попадая в одну точку несколько раз кряду. Но это, как говорят, «дурацкое дело – нехитрое», нужны лишь верный глаз и крепкая рука. А когда видишь намного больше, чем нужно, и пальцы умеют сгибать мелкие монетки…

Милый не только на вид визави, встряхивает кудрями и качает головой:

– Нет, ну никак не могу привыкнуть к тому, что девушка отличает шуруп от болта, умеет работать на точильном камне…

– Я тебе больше скажу, – если хочешь меня порадовать, не дари цветов, а вот от победитового свёрлышка не откажусь.

– От… свёрлышка, победитового?!

– Угу! Ещё можно полотно по металлу для ножовки, такое, знаешь, с жёлтой полосочкой, оно попрочнее. Ну, или склянку свежего восемьдесят восьмого клея. А уж если тебе удастся добыть четвёртого…

– Зачем?

– Ну, как же, клеит резину к резине. Хорошо держит.

– Ты – удивительная девушка. Я таких ещё не встречал.

– Ну, ды-к, – пыхчу я, и с удовольствием принимаюсь вкручивать на место свечи зажигания. Пора на старт.

Переступая с причала в маленькую уютную лодочку, чтобы пройти дистанцию, замечаю, что вокруг опять собирается народ, поглазеть. И что им надо, не возьму в толк. Ну, чувствую я воду, за столько-то лет, как её не познать, только набирать скорость, используя двигатель внутреннего сгорания, это не то, что, надрывая сердце, рвать собственные связки. Мне нравится, переместив центр тяжести на корму, глиссировать, касаясь воды чуть ли не одним лишь двигателем, совершать виражи впритирку к бетонным опорам моста и набережной. Зрители ахают, когда я несусь прямо на них с каменным равнодушным лицом, и разворачиваюсь в последний момент. Да, это весело, но… всё не то, не то, не то. Фальшивка. Когда не добился ничего, тогда и там, где того желал так сильно, над чем трудился, кроша ещё живые коронки зубов, не жалея ни живота своего, не прочих жизненно важных органов. В общем, коли не добился того, чего не просто небрежно и опрометчиво захотелось, но для достижения которого перепахал тысячи гектаров водной глади, отлично понимаешь цену любого эрзац54…

Нет, конечно, само по себе оно неплохо всё, но для кого-то другого. И если с самого начала, если только что-то одно… Да как угадаешь, где то, твоё, для тебя. А если ничего такого, лично тебе, не отведено? Обидно ж? Столько лет… столько лет впустую, в пропасть «чтобы что» и «непонятно зачем».

И только потом, когда просыпаешься в ночи от боли в правом колене, и не можешь встать с кровати так быстро, как привык, а добравшись до кухни, перекручиваешь на мясорубке кусок яблока, ибо совершенно нечем его прожевать, понимаешь, что тебе совершенно не жаль: ни зубов, ни костей, ни связок. Ибо спорт – это не результат. Приучаясь к борьбе, пересиливая видимые и невидимые обстоятельства и трудности, пытаешься обуздать характер, из-за которого немощен, слаб, расслаблен или ленив. И с этим бесценным умением, стремишься вперёд, к заброшенному, никому неведомому маяку необходимой лишь тебе цели. И веришь, что придёшь к ней первым, в назначенной тебе свыше дистанции.

А разве бывало иначе…

Что ж так тяжело достаются дням закаты. Бьётся свет с сумраком до кровавых синяков. Толкают локтями друг друга день с ночью.

Камея, милый белолицый профиль из оледенелого снега, – на срезе пня.

Судя по следу, приложенному к сему творению, косулей делано, с натуры, лунной ночью. Месяц, что висит недоеденной мышью корочкой сыра, всё глядит, ищет сходство и никак не может отыскать. Что с него… – ущербен…