Архивная мышь, успешно проскочив Аргонат,избавившись от счетных, а также несчетных бед,все равно каждый раз роняет очки в шпинат,а шпинат на паркет,вспоминая солнечный мармелад и тетушку Ганимед.Она, конечно, делала, что могла – шуршала,летала по кухне так, что посударазбегалась к Чуковскому, плача и дребезжа,предупреждала,что герои в лаборатории являются признаком мятежа,да, не только здесь, да, повсюду.Она читала.И когда революция арестовала источник зла,заявила: теперь все пойдет на лад —с цветами и цирком – и совсем по-другому,мышь, как обычно, архивной памятью всё правильно поняла —и ушла из дому.Да, сбежала в первое попавшееся бытиё,чтобы помнить людей, пока они живы, и историю – пока не закрыта,потому что с тех пор, как эта девица —невоспитанная, в 1865 – затопила её жильё,мышь запомнила тот поворот сюжета, за которым не остается быта.Так что, затариваясь крекерами в хоббичьей уютной норе,слушая краем уха про поход на дракона,мышь автоматически отмечает дату на календаре,потому что и здесь закончилось время оно.А тот, седой, похожий на доктора,тоже всё с фейерверками,бросит взгляд на её заплечный мешок,и скажет: «Да всё у них хорошо,не горюй, возвращайся, там всё в порядке,мармелад – апельсиновый,небо – синее,воздух – блестит как паучий шелк,я покажу, как выбраться по закладке.Понимаешь, у нас другое небо и другая земля,та самая, что видна сквозь облако, лист и дыру в заборе,здесь – по договору – никогда не бывает горяни от плебейской республики по цеховой раскладке,ни от коммунизма, ни от возвращения короля».
«Место рядом с водителем…»
Место рядом с водителем – место не смертника, а стрелка и проводника.Навигатор читает землю, помнит маршрут, экономит нервы,и когда в лобовом стекле проявляется неожиданная река,он выходит первым.Остается радуга, – давний дорожный знак, семислойный завет:никаких потопов, комет, гроза пройдет стороною.И поверхностное натяжение очень быстро заращивает просветза его спиною.– Скорость – восемьдесят, тяготенье вполне земное,наведи меня, поговори со мною.