Не садись в машину, где двое (рассказы, 2011)

Короче говоря, жена, не в силах выдворить мужа из своей однокомнатной квартиры (а он был не москвич, женился и прописался к ней в комнатку, а потом уже родился сын, из-за чего им дали эту самую квартиру, такова история), так вот, богатая жена вскоре переехала к другому мужчине, причем, что было удобно: он жил в пятнадцати минутах хода от ее квартиры.

То есть мать как бы и не оставляла сына, он после школы мог прийти не домой, а к ней (ключ у него был), мог у нее заночевать на свободе, и никто ничего с него не спрашивал.

Правда, сожитель мамы, теперь грузчик (она его тоже устроила к себе на рынок), часто в пьяном виде «дебошировал», говоря словами сожительницы, то есть они дрались.

Мальчик так и говорил отцу, прибежав домой, «опять он дебошировает».

Но для парнишки, видимо, это было тоже проявление свободы и свойство новой жизни, которой теперь жила его мама. Он ее очень любил и, возвращаясь домой в скудную отцову жизнь (тот работал в каком-то управлении культуры), поневоле начинал разговаривать с отцом как с приживалом, бедным родственником, у которого нечего выпить, и он даже не курит, то есть отстой полный, и которого можно даже не слушать, потому что мама говорит о нем, что он занял ее квартиру и «пусть уходит откуда пришел, я сама найду куда деньги мимо положить».

Правда, денег у нее, судя по всему, быстро не стало.

А сыну нужно было то и се, и он стал приставать к отцу, говорил, что сказали купить учебник, и надо новые кроссовки, и надо куртку другую, дай столько-то. И опять: велели сдать столько-то. И джинсы мне нужны не эти, а такие.

Раньше все покупала ему мать на оптовке, но вдруг, видимо, этот источник иссяк.

Отец, который был небогат и к тому же регулярно посылал своему вдовому папаше (и первому сыну-студенту) в провинцию небольшие суммы, да и за квартиру надо было платить и еду покупать, мало того, он регулярно, получив зарплату, ходил в книжный и возвращался радостный с пакетом книг, старинная привычка, он и сыну читал вслух, когда удавалось,— так вот, в воспитательных целях отец нарочно съездил на рынок узнать, что случилось, почему бывшая жена перестала снабжать ребенка (по справедливости, это как бы были с ее стороны алименты), и потом, вернувшись, папаша дождался сыночка, который, как обычно, явился от матери сытым, прокуренным и презрительным, и стал объяснять ему, что видишь что: из-за пьянки твою маму уволили, и она теперь работает посудомойкой в том же кафе, там же, на рынке, в грязной забегаловке. Стоит качается над раковиной, где свалена посуда. Вот к чему приводит гульба, понял?

Парень вскочил и ушел на ночь глядя, побежал, видимо, опять к мамаше, отец ведь не знал, что она все равно каждый вечер притаскивает домой для сынка кульки с едой, котлеты и жареную картошку, пирожки и даже заветренную красную рыбу, и это опять каждый вечер пир горой — а грузчик приносит бутылку.

Потом-то он все узнал, когда сын потравился. Мать позвонила, забирай Лешку, заболел живот, надо врача вызывать, он тут не живет.

Отец, придя туда, увидел, что у его бывшей жены все осталось по-прежнему, пьяный сожитель, дым, кислый запах, гости, друзья, которые, видимо, не переводились, праздник каждый вечер и — главное — на столе рядом с бутылками в большой тарелке какие-то мятые и запачканные кетчупом пищевые остатки.

— Ты его этим кормила?— спросил отец.— С ума сошла, это же отходы! Объедки!

А мать завелась и закричала, иди езжай откуда явился, к себе в Мухосранск, еще выступает, это там моя твоя квартира. И все вокруг заржали в поддержку.

Сын вообще не раз с язвительной улыбкой спрашивал у отца, а чья наша квартира? «Общая,— недоуменно отвечал отец,— нам с мамой дали вместо комнатки в коммуналке»,— и, провидя причину такого вопроса, добавлял, что так бы маме ничего не дали, но мы женились, и родился ты, и нас стало трое на десяти метрах, поэтому нас и поставили на очередь.

Сын все равно держался с отцом как с низшим существом и, войдя в дикое подростковое состояние, стал откровенно воровать у него по мелочам из карманов.

А тут набежали следующие по времени тучи, у отца помер его собственный родитель в далеком городе, и пришлось ехать его хоронить.

Сынок остался как бы на попечении мамаши, но, когда его блудный поневоле отец вернулся, он застал у себя в квартире полнейший притон. Сидели и лежали на его диване какие-то взрослые гопники страшной внешности, которые и не подумали встать и уйти, и мальчик тоже встретил его нагло и матом, он, поддатый, чувствовал себя среди старших друзей как хозяин — то есть уже в четырнадцать лет парень ступил на ту же наследственную скользкую дорожку, что было предсказуемо.

Во весь рост предстало его будущее — квартира как малина для окрестных подонков.

Умирать нельзя, привычно думал бедный глава семейства, вызывая милицию.

Только что он пережил весь ужас похорон, пришлось кое-как, за три копейки, сдать родительскую квартиру и взять плату вперед, чтобы хоть оправдать дорогу.