Не самые хорошие соседи

Микки неуверенно смотрит на маму:

— В следующую субботу? В тот же день, что и праздник нашего двора у Оке?

Выражение маминого лица меняется.

— Черт!

— Им придется его отменить, — уверенно заявляет Петер.

Мама смотрит на него огорченно:

— Как же я могла об этом забыть?

— Думаю, Оке согласится перенести праздник, — предполагает вслух Микки, утрамбовывая сумки и пытаясь закрыть багажник.

— Пойдем поговорим с ним прямо сейчас, — предлагает Петер и поворачивается к Микки. — А вам там хорошо расслабиться! Пейте побольше местного пива, на Эланде оно на пару промилле покрепче.

Он смеется и тянет за собой маму на другую сторону улицы. Микки быстро скрывается у себя. Я иду следом и останавливаюсь возле калитки. Там, где есть щель между досками, через которую можно подсмотреть.

На веранде сидит Бьянка в лифчике и что-то пьет из бокала через соломинку. Открывается стеклянная дверь, кто-то выходит из дома. Я верчу головой, пытаясь рассмотреть, кто это. Ула. В зеленых кроксах. Усаживается рядом с Бьянкой.

— Нас пригласили на сорокалетие, — сообщает Микки.

Я вижу только его спину.

— К Жаклин? — спрашивает Ула.

Бьянка как будто удивлена:

— Она пригласила нас?

— Она собирается позвать всех соседей, — объясняет Микки.

Бьянка вдруг вскакивает, кричит и размахивает руками:

— Фу! Убери его! Кыш!

Ее напугало что-то под столиком. И только когда Ула выгоняет его оттуда, я понимаю, что это голубь. Обычный маленький сизый голубь.

— Они омерзительны, — говорит Бьянка.

Странная она. Из кожи вон лезет, чтобы казаться сильной и уверенной, а на самом деле боится всего подряд. Мне жалко Микки.

— К сожалению, получилась накладка, — говорит он. — День рождения Жаклин выпадает на субботу, в которую Оке хочет устроить этот их праздник двора.

— Вот ведь черт, как всегда, — говорит Ула. — Вечно у нее так.

— Это просто совпадение, — произносит Микки.

— Отнюдь, — уверен Ула. — Жаклин такое любит.

Нет, не любит. Ула врет. Мама никогда не сделала бы это специально.

— Я не пойду к ней. Оке предупреждал всех заранее.

Он ревнует к Микки? Причина в этом. Ула тоже просек, что мама клеит Микки.

Хотя в последнее время он в основном бегает за Бьянкой.

Они друг другу подходят.

— Да, Оке, видимо, предупреждал заранее, — говорит Микки. — Жаклин наверняка просто забыла дату.

— Не думаю, — возражает Ула.

— В любом случае Оке был первым, — говорит Бьянка. — Ей придется перенести свой праздник.

Микки занимает нейтральную позицию:

— Вы делаете из этого слишком большую проблему. Я уверен, что все можно решить так, что никто не останется недоволен. Праздники — это же приятно, разве нет?

Мне становится жарко. Я прижимаюсь руками к забору, отворачиваюсь от щели и упираю взгляд в дерево.

Все линии бледнеют и размываются, я вижу перед собой отца. Он примерно такой же, как Микки. Простой и с большим сердцем. Сзади раздаются шаги, и я возвращаюсь в реальность.

— Что ты тут делаешь? — спрашивает меня Петер.

31. Mикаэль

После катастрофы

Суббота, 14 октября 2017 года

— Что происходит?

Я распахиваю дверь в палату отделения реанимации, но Бьянки там нет.

— Она же пришла в себя. Вы сказали, что мы можем поехать домой, а ей нужно отдохнуть!

Я хожу по помещению взад-вперед, Сиенна с детьми сидят на стульях. Медсестра говорит спокойно и сдержанно:

— У Бьянки резко поднялось давление. Она сейчас в рентгенологии, ей делают новое сканирование мозга.

— Но все же было хорошо. — Я размахиваю руками, а медсестра делает шаг к стене и говорит:

— Как только у врачей будут новые результаты, они расскажут о прогнозах.

Я закрываю лицо руками. Я больше не могу. Я хочу провалиться, исчезнуть. Но потом вижу детей и понимаю, что не могу их предать.

— Идите ко мне!

Вильям и Белла садятся ко мне на колени, я держу их за руки, прижимаюсь лбом к их маленьким телам и говорю:

— Все будет хорошо! Все наладится.

Рядом стоит Сиенна. Ее лицо напоминает портрет, на котором потекли краски.

Вместо глаз и рта — провалы.

— Она же пришла в себя, — повторяю я. — Операция была успешной.

Снова и снова твержу, что все будет хорошо. Глажу детей по голове, треплю по щеке Вильяма и целую Беллу. На моих губах соленые детские слезы.

Время почти не движется. Стены накреняются, воздух густой и горячий. В ушах шум аппаратуры.

Когда открывается дверь, мы все вскакиваем.

Бьянку перекладывают с каталки на кровать. Бьянка не шевелится. Ощущения покоя в лице больше нет. Она спит тяжелым сном с силиконовой трубкой во рту.

— Любимая…

Я закрываю глаза, и в воображении начинают мелькать картинки. Бьянка в свадебном платье и босиком на пляже, священник под тентом и развалившийся от времени псалтирь. «В горе и радости, пока смерть не разлучит нас». Курсы подготовки к родам, на которых я так усердно выполнял упражнения на дыхание, что у меня закружилась голова, и мы оба разразились диким хохотом и сбежали, взявшись за руки, под возмущенные нотации акушерки. Фотография с Майорки на полке в гостиной: у каждого на руках счастливый ребенок, Бьянка на цыпочках, и наши губы соприкасаются… Навсегда.