Мне кажется, она тоскует по Микки. После этих их новогодних нежностей они ни разу толком не поговорили. Если б только я мог что-нибудь сделать… Может, обсудить это с Микки?
Утром я обнаружил у нас на диване Улу. Похоже, он провел там всю ночь. Конечно, Ула поступил по-доброму. Позволил мне сесть за руль «M3». Но будет ужасно, если мама снова с ним сойдется. На самом деле он псих. Мама была с ним совсем недолго, но мне хватило, чтобы его раскусить.
Я кручу педали велосипеда не останавливаясь. Не важно, куда я поворачиваю, — ветер всегда встречный. Когда я возвращаюсь на Горластую улицу, из сада Оке и Гун-Бритт выходит Белла:
— Привет, Фабиан!
Она вся сверкает в расшитом блестками платье и балетках и говорит, что идет на площадку.
— Можешь покатать меня на качелях?
Я немного сомневаюсь. Никого из взрослых рядом нет. Ей действительно разрешили пойти одной так далеко? Скоро стемнеет.
— Тебе надо сначала спросить у родителей.
Я ставлю велик на парковку и жду, пока Белла спросит у Бьянки и Микки. Она быстро возвращается, бежит вприпрыжку, волосы так и танцуют за ее спиной.
— Можно! Папа сказал, что можно!
Она хватает меня за руку и бежит по велодорожке.
Выбора у меня нет. Я пойду с ней и не буду спускать с нее глаз.
— Я хочу, чтобы ты раскачал меня мегасуперсильно! — кричит она и забирается на качели.
Толкая качели, я замечаю у канатки компанию. Какой-то большой парень уселся на круглое сиденье, а двое других раскачивают его из стороны в сторону.
Тот самый тип в бейсболке со своими дружбанами.
— Идем, Белла. Нам надо вернуться.
— Нет! — Она смотрит на меня с обидой. — Я хочу покачаться! Ты обещал!
Я снова подбрасываю качели и смотрю в сторону канатки. Черт, поздно. Придурок в бейсболке слез, и все они уже на полпути к качелям.
— Это твоя систер? — интересуется «бейсболка».
Белла сразу чувствует, что что-то не так.
— Или это твоя подружка? — ржет парень в «адидасе».
Я беру Беллу за подмышки и поднимаю с качелей.
— Нет, — говорит она, выворачиваясь из моих рук и цепляясь за качели, — я хочу еще покачаться.
— Она хочет покачаться! — передразнивает «бейсболка». — Может, ей лучше прокатиться на канатке?
Белла замолкает и долго смотрит на канатную дорогу. Я знаю, что она ее не любит. Там довольно высоко и разгон реально крутой. Мне было лет десять, когда я впервые рискнул проехаться. А Белле всего пять.
— Идем, — говорит «адидас». — Мы дадим ей попробовать.
— Нет, — говорит Белла. — Я не хочу.
— Бери ее, — приказывает «бейсболка».
Белла сучит ногами, когда я снова пытаюсь ее поднять.
— Это не страшно. Я обещаю. Съедешь один раз на канатке, и мы отделаемся от этих идиотов.
— Давай пошли! — поддакивают парни. — А то придется тебе самому прокатиться. А, Фабиан, рискнешь? Голым? Туда-сюда.
Они ржут. «Адидас» сильно толкает меня в бок, я чуть не падаю. Белла очень испугана, но в конце концов кивает головой. Соглашается проехать ради меня.
Но как только я беру ее на руки, она передумывает:
— Фабиан, я не хочу!
— Ну так кто из вас едет? — спрашивает «бейсболка», теряя терпение. — Ты или она? Давай выбирай!
Белла плачет.
Придумать бы что-нибудь. Но раздеваться и кататься я не буду. Не хочу оказаться в Сети на канатке, голый и напуганный. Иногда приходится чем-то жертвовать ради собственной шкуры, даже если это мучительно.
— Прости, — шепчу я Белле. И несу ее к подъемнику.
Она пинает меня ногами и машет руками, но я держу крепко. Когда мы поднимаемся на площадку подъемника, у нее текут слезы.
— Это не страшно, — шепчу я, опуская ее на настил. — И быстро. А потом они оставят нас в покое.
— Я не хочу.
— Кто у вас главный, Фабиан? — спрашивает «бейсболка». — Ты или твоя систер?
— Всего один раз, быстро. Крепко держись за ручку и не отпускай ее, пока не остановишься.
Мне больно от ее взгляда. Но иногда приходится делать то, чего не хочешь. Так все устроено.
— Давай сажай ее! — кричит «бейсболка».
Я ловлю свисающее с троса сиденье.
Белла перемещается маленькими кругами по площадке подъемника, но деваться некуда. До земли метра два или три, а выход к лестнице я перекрыл.
У меня в горле ком, но я силой усаживаю ее на сиденье. Она хватается за веревку и поджимает ножки в балетках.
64. Жаклин
Суббота выдалась долгой. Утром Ула сварил кофе и спросил, можно ли ему остаться. Он скажет им, что не придет на праздник. Но в резком свете трезвости мне хотелось только одного — избавиться от него как можно быстрее.
— Если что, звони, — сказал он перед уходом. — По любому поводу.
Сожаление о случившемся уже ныло где-то в животе.
С полки в кухне на меня смотрела бутылка вина. Я пряталась от нее в спальне, на краю ванны, в саду, но жажда не отступала. Я сдалась еще до обеда.
— Мама… — сказал Фабиан.
Такие же глаза, как тогда, когда он был маленьким.
Как же мне стыдно. Слабая и жалкая.
— Я знаю. Я не должна… Я не буду…
Все мои обещания — это слова на ветер. Я снова сидела за кухонным столом, склонившись над очередным бокалом.
— Последний, — уверяла я.
Ну или предпоследний.
Фабиан повернулся ко мне спиной и вышел.
— Ты куда?
— Кататься.