Не сбавляй оборотов. Не гаси огней

Где-то через час я добрался до места, где 62-е шоссе огибает долину Юкка, и выехал на 10-ю федеральную автостраду, заскочив в Индиго заправиться. На всем пути от Барстоу у меня все еще длился трип, но на заправке в Индиго все закончилось. Когда я двинулся дальше, дрожь и болезненная чувствительность к шумам — этакое наркотическое послевкусие — сделались непереносимы. Меня подташнивало от изнеможения, трудно было сосредоточиться, глаза напоминали засохший пудинг, я все больше и больше отвлекался, никак не мог успокоиться и при этом бесконечно маялся от скуки. Я провел на ногах двое суток — одни из которых под химией, — и это начинало сказываться.

Легко противостоять соблазну, если уничтожен его источник, но держаться, когда достаточно только протянуть руку и пошарить под сиденьем, тяжело — особенно, если тебя терзает неутолимое желание и ты оказываешься лицом к лицу с суровой необходимостью и слышишь, как эти маленькие шустрые пилюльки призывно попискивают: «Съешь меня, съешь меня!» Трудно, да, но ведь нет ничего невозможного — особенно для человека с силой воли. В общем, я справился с волшебным зовом бензедрина, выудив из кармана сверточек из фольги и положив на язык кусочек сахара — сладкий, стекающий приторной струйкой прямо в горло.

Ничего не произошло. Мог бы и раньше догадаться. Глупо ожидать, что у такой девицы, как Натали, водится качественная наркота. И все же я продолжал прислушиваться к ощущениям. Об ЛСД я знал лишь понаслышке, да и то от ребят вроде Аллена Фунта, парня, который околачивался у Краветти. Он говорил, что достал немножко у психиатра из Беркли, и вставило его не по-детски. Книжный шкаф превратился в кирпичную стену. Когда он прижался лбом к окну, его голова частично прошла насквозь, не повредив стекла; он чувствовал, как глаза щиплет от холодного ветра, а уши, оставшиеся в комнате, так и горели. Распаляемый всегдашним любопытством, я вступил в разговор и спросил его, похож ли ЛСД на пейот. Он улыбнулся одной из тех холодных, самоуверенных улыбочек, какие обычно повергают собеседника в растерянность.

— Как по-твоему, «Харлей» похож на мотороллер?

Короче говоря, хоть я и считал Аллена Фунта куском дерьма, набивающим себе цену, все равно решил проявить осторожность. Я, весь на нервах, прождал почти семьдесят миль и только тогда съел второй сахарок. Либо в нем все же что-то было, либо звезды действительно начали извергаться, как маленькие вулканчики, выплевывая расплавленные цветные завитки, и вскоре небо уже было опутано сверкающей сетью из бриллиантов.

Нет ничего зануднее, чем чужие кислотные трипы, так что я избавлю тебя от описания путешествия в глубокий космос — остановлюсь разве что на очевидных, реальных вещах. Например: всё кругом — единое целое (ну, более-менее), состоящее из священных частиц, совокупность которых не больше и не меньше, чем красиво преподнесенные подарки-возможности, обвязанные яркой ленточкой прошлого и будущего, ленточкой залитого лунным светом шоссе, спиральными лентами аминокислот, свивающимися в тела живых и мертвых, лентой звука, наполняющей своей бесконечной музыкой всё: от дыхания, до автомобильного клаксона. Серебристая танцовщица с лентой в волосах… О черт, я уже направляюсь в Пеорию,[13] вечность подходит к концу, и я снова всё просрал!

Тут я предпринял две вещи — может, вышло и не очень изящно, зато куда как разумно. Прежде всего съехал с дороги. Просто выкрутил руль вправо и выехал в пустыню, лавируя между кактусами до тех пор, пока не исчезли фары встречных машин, похожие на взрывающиеся глаза Годзиллы. Только «кадди» остановился, как я распахнул дверцу и сунул два пальца в рот. Может, было еще не поздно выблевать вторую порцию. Конечно, есть шанс, что я не получил двойную дозу, что первый сахарок был пустышкой. Но кто его знает, вдруг эта хреновина просто очень медленно действует? Неважно! Мне хотелось удалить из организма как можно больше этой дряни, пока мозг не превратился в тарелку луковой похлебки с благотворительного обеда. Меня вырвало прокисшими остатками сыроватого бургера и картонной картошки, и все это в потоке пива. Мысленно, в голове, меня тоже рвало на песок. Он, как и вся округа, был залит безучастным светом звезд.