Не считай шаги, путник! Вып.2

Так и умерла, бедная, не увидев, как Аштарак, перескочив через реку Касах, добрался до городской развилки, как Ереван, разрастаясь ему навстречу, дошел до половины пути в Аштарак, как в безлюдной пустоши зажурчали воды канала, как вдоль всей аштаракской дороги раскинулись по сторонам новые сады и виноградники, поднялись новые поселки. Сливаясь друг с другом, они скоро превратят в Аштаракский проспект Еревана эту некогда безлюдную дорогу…

Тетка моя так и не увидела, как друзья нашего аштаракского родственника бригадира Сурена, пируя за столом, читают монолог Отелло, а неподалеку от аштаракских садов поднялись огромные корпуса научно-исследовательского института радиофизики и электроники…

Не увидела она, как большеголовый мальчик из аштаракского приюта Эзрас, потерявший в дни резни семью, которого она часто угощала пшатом и орехами, вырос, уехал в Москву учиться, а потом стал одним из ближайших помощников академика Павлова — известным ученым академиком Эзрасом Асратяном.

Не увидела она и выросший у шоссейной дороги новый поселок, названный именем другого аштаракского мальчика, их соседа по саду, любившего искать птичьи гнезда, а впоследствии известного ученого Норайра Сисакяна…

Но довольно об этом. Из садов доносятся звуки зурны — надо успеть хотя бы на одну из справляемых нынче в Аштараке семи свадеб.

Повсюду идет сбор винограда, куда ни глянь — видишь виноград, к чему ни притронешься — ощущаешь липкую вязкость его сока. Сок этот вскипает под солнцем, превращается в молодое вино — мачар, воздух насыщен его испарениями, так что опьянеешь и не выпив…

Играет зурна, бродит молодое вино, разведенный для шашлыка огонь разбрасывает вокруг искры.

А груженные виноградом автомашины денно и нощно тянутся от садов к винным заводам.

Последуем за ними, направимся и мы к заводам, их множество в Армении — самых разных, больших и малых, тихих и огнедышащих.

Послушаем новую песнь…

ПЕСНЬ ОБ ОГНЕ

В течение веков здесь мало было доброго огня — в печи, в горниле, в литейке, однако сколько угодно было злого пламени — пламени войны, пожара…

__________

Небеса и земля были в муках родин,
Морей багрянец был в страданье родин.
Из воды возник алый тростник,
Из горла его дым возник,
Из горла его пламень возник,
Из того огня младенец возник,
И были его власы из огня,
Была у него брада из огня,
И как солнце был прекрасен лик[37]

.

Так возвестила о рождении Армении из огня и пламени одна из наших прекрасных песен-легенд языческого периода.

Армяне — не идолопоклонники, но огню они воистину поклоняются — ведь он символизирует родной дом, очаг, а их дом и очаг всегда были в опасности…

Сельджукские завоеватели для определения национальности попавших к ним пленников сажали их у огня. Тот, кто сразу начинал подправлять костер, поддерживал пламя, подкидывал топливо, оказывался армянином…

Пылающий очаг, мирно вьющийся к небу дым из ердика[38] — что еще нужно было армянскому крестьянину для счастья?

А стране?

Что можно было создать, чего можно было достичь одним лишь огнем скромного очага?

Мог ли он осветить всю страну или хотя бы сжечь, уничтожить лохмотья вековечной нищеты?

Из огня и полымя родилась Армения, но в течение веков здесь мало было доброго, созидающего огня — огней завода или литейни, печи и горнила, однако сколько угодно было злого пламени — пламени войны, пожара…

(Если не считать, что в давние времена в Мецаморе плавили металл, а урартцы в Зоде добывали золото…)

Огни современных многочисленных заводов Армении новы, они загорелись от тех красных искр, из которых, подобно легендарному Ваагну, родилась новая Армения.

И более всего благодаря им, этим новым огням, Армения, в которой исстари предметами ввоза были лишь войны и бедствия, а вывоза — сироты и изгнанники, сегодня посылает точные и уникальные приборы и устройства не только в самые далекие страны мира, но и в космос.

Раньше мы сравнивали свои достижения с тем, что было до 1920 года. Теперь это было бы просто смешно. Ведь одно дело сказать, что у нас того-то стало в два-три раза больше, и другое дело — в пятьсот-шестьсот раз…

Часто такое сравнение вообще невозможно, потому что многого в прошлом попросту не существовало. Кожевенный завод, артель Тер-Аветикова, винные заводы Шустова, Сараджева, еще несколько мелких мастерских — вот и вся имевшаяся в прошлом ереванская промышленность. Если веками существовали камни, земля и вода, письменность и песня, обретшие ныне возрождение, то промышленности в Армении не было вовсе — ни сорок веков, ни сорок лет тому назад (если не считать кустарную добычу меди на Кафанском и Алавердском рудниках).