Не считай шаги, путник! Вып.2

Таким новым словом талантливейшего Дереника Демирчяна явился его исторический роман «Вардананк». Увы, смерть помешала замечательному мастеру осуществить свой замысел — воссоздать через шестнадцать веков образ Месропа Маштоца.

Свое новое слово сказал и Стефан Зорьян, впервые изобразив армянскую девушку-революционерку, показав «Белый город» возрожденной Армении, создав исторические романы «Царь Пап» и «Армянская крепость».

Это новое слово сказал Аксел Бакунц, силой своего волшебного дарования ожививший затерянное в горах «Темное ущелье». Ему не привелось закончить свой роман «Хачатур Абовян», один из лучших в советской армянской литературе.

Такое новое слово сказал и Наири Зарьян своим страстным «Голосом родины» и бессмертным «Ара Прекрасным»; певец природы и материнской любви Ованес Шираз выразил это своим «Библейским»; мой безвременно скончавшийся друг и собрат Паруйр Севак — своей «Несмолкаемой колокольней» и самобытными стихами. Наконец, это новое слово говорят сейчас все истинные поэты, чей голос, голос новой Армении, давно уже вышел за ее пределы…

Многие из их стихов, слившись воедино с мелодией, превращаются в песни и разносятся по всему миру.

Послушаем одну из этих песен, которая рассказывает о самой песне.

ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ

В старой песне поется: «Боже, храни народ армянский…» Не царя, не князя, а народ — тружеников, всех людей…

__________

Найдется ли армянин, не певший или не слышавший «Крунк» — «Журавля»? Это песня изгнанника, песня тоски по родине:

Крунк! Куда летишь? Крик твой — слов сильней!
Крунк! Из стран родных нет ли хоть вестей?
Стой! Домчишься вмиг до семьи своей.
Крунк! Из стран родных нет ли хоть вестей?

Свой покинул сад я в родной стране,

Чуть вздохну, душа вся горит в огне.
Крунк! Постой! Твой крик нежит сердце мне.
Крунк! Из стран родных нет ли хоть вестей?
…………………………………………
Медленна годов в мире череда.
Да услышит бог, растворит врата!
Жизнь хариба[79] — грусть, взор в слезах всегда.
Крунк! Из стран родных нет ли хоть вестей?
…………………………………………
Праздников мне нет, будни — день за днем!
Вертелом пронзен, я сожжен огнем.
Но не пламя жжет: память о былом!
Крунк! Из стран родных нет ли хоть вестей?
…………………………………………
Не ответив, ты улетел в наш край…
Крунк! Из этих мест скройся, улетай![80]

В этой песне как бы сгустилась и выкристаллизовалась историческая судьба армянского народа. Из века в век так часто пели ее в Армении, что она стала как бы неофициальным гимном страны, гимном тоски и печали. Терзаемый войнами и неизбывными бедствиями, народ покидал родные края и, как журавль, устремлялся к чужим берегам. Подобно журавлю, перелетали к чужим берегам, скитались по миру и его песня, его искусство.

Огню и мечу были преданы эта песня и это искусство на родной земле, невзгоды и лишения претерпели на дорогах изгнания, но выстояли, сохранились и дошли до наших дней.

Дошли ли? Да, конечно, хотя то, что дошло до нас, — лишь горстка былых несметных сокровищ искусства, лишь несколько украшенных резьбой камней разрушенного храма, несколько оброненных перьев бессмертной сказочной жар-птицы в уцелевших древних миниатюрах, несколько безгласных нот-хазов отзвучавших некогда волшебных песнопений, несколько песен, которые, передавая из уст в уста, донесли до нас простой люд и гусаны.

Кто знает, сколько в Армении языческих храмов, подобных Гарни, были преданы огню и мечу, разрушены до основания в пору введения христианства!

Кто знает, сколько творений, подобных «Рождению Ваагна» и языческим легендам об Ара Прекрасном, Тигране, Арташесе и Артавазде, испепелены на кострах христианского отлучения, чтобы дотянуться до нас лишь дымом от пышного празднества Навасарда[81].

И кто сегодня вернет нам дымящийся очаг древности, первое утро Навасарда, медленную воловью поступь, стремительный бег лани, медный звук трубы и звон бубна, оглашавшие языческие времена?!

Как поется в старинном гимне «Воспоминание царя Арташеса»:

Ах, кто возвратит мне дым очага
И утро твое, Навасард,
Серны бег и оленя полет…
Снова бить в барабан и в трубы трубить,
Как прилично царям![82]