Не сегодня — завтра

Нашел коробку с письмами и открытками от друзей, от матери. Письма, которые они присылали ему в армию, рассказывая о собственных буднях — болезнях, поездках за город, походах в гости. Последние следы минувшей жизни. Следы, которые ничего не значат, пустые слова. Письма от Фабьен лежали на самом дне коробки. Когда-то он собрал их, завернул в упаковочную бумагу и запечатал. Теперь сломал печать и прочел некоторые из них. Его поразило, насколько они бессмысленные.

Фабьен писала, что им задали работу по «Волшебной горе» Томаса Манна, читал ли он эту книжку? Они с друзьями побывали в ресторане, где едят руками, как древние галлы. Познакомилась с тремя американцами, которые хотели ее сфотографировать. Зачем она писала ему об этом? Как-то в октябре они с друзьями поехали в Нормандию и купались в океане, хотя вода была холодной. В другой раз она ела устриц и отравилась. Андреас удивился, сколько друзей и подруг Фабьен упоминает в своих письмах. К одному письму прилагалась фотография, на которой Фабьен стояла посреди группы юношей и девушек. Все нацепили пестрые бумажные шляпы и пьяно улыбались в объектив. На обратной стороне снимка было написано: «Веселого Нового года». Веселого Нового года, который давно прошел, не оставив никаких воспоминаний. Он снова завернул письма Фабьен в упаковочную бумагу и положил их на стол. Остальные выбросил.

В другой коробке он нашел свои старые ежедневники, маленькие гармошки, в которых каждому дню отводилось по строчке. Настоящих дневников он не вел никогда, мысль записывать что-то из своей жизни казалась ему абсурдной. Сохранились только эти гармошки, в которых года подытоживались с помощью ключевых слов — имен, встреченных им людей, названий курортов, дней рождения, экзаменов и походов к врачам. В первые парижские годы он записывал и названия всех увиденных фильмов, всех ресторанов, в которых ему приходилось бывать. Но со временем ему это надоело. Тем более что он стал ходить в одни и те же рестораны, а в кино смотрел не заслуживающие упоминания фильмы. С Надей и Сильвией он встречался так часто, что не имело смысла записывать их имена. В последние годы в ежедневниках появлялось все больше пустых месяцев, не оставивших никакого следа. В одном из них лежал список всех женщин, с которыми переспал Андреас. Он начал читать имена. Кого-то забыл, кого-то вспоминал только после долгих раздумий. Список уже давно не обновлялся, он дополнил его несколькими именами, потом скомкал и выбросил.

Один список из многих, подумал он. Его жизнь была бесконечной чередой школьных уроков, сигарет и застолий, киносеансов, встреч с безразличными ему любовницами и друзьями, несвязным списком малозначимых событий. Когда-то он бросил попытки придать всему этому цельную форму, отыскать эту форму. Чем бессвязнее становились события его жизни, тем легче ему было заменять одно другим. Порой он казался себе туристом, бегло осматривавшим достопримечательности города, даже названия которого он не знает. Одни начала, не имеющие ничего общего с концом, со смертью, которая не значит ничего — лишь то, что его время истекло.

На выходных родители госпожи Кордельер осмотрели квартиру. Она им понравилась, и в тот же день был заключен предварительный договор. Кордельеры решили заново перекрасить все стены и отциклевать полы. Мебель они брать не захотели.

Агент по недвижимости объявил, что окончательный договор можно будет подписать лишь через полтора месяца. Андреас сказал, что через несколько дней съедет с квартиры и отправится за границу. Агент предложил ему оформить доверенность, чтобы кто-нибудь мог представлять его интересы у нотариуса. Деньги ему переведут сразу по заключении договора.

В понедельник за мебелью приехал старьевщик. Когда он начал упаковывать статую Дианы, Андреас сказал, что эту вещь он хочет оставить себе. Старьевщик заявил, что она ничего не стоит. За мебель он предложил какие-то гроши. Андреас из принципа поторговался и немного поднял цену.

Теперь все его имущество помещалось в одном чемодане, в том самом красном чемодане из кожзаменителя, с которым он приехал в Париж восемнадцать лет назад: немного одежды, туалетные принадлежности, спальный мешок, письма Фабьен, аудиокассеты и две сохраненные им книжки. Он даже не стал брать записную книжку с адресами знакомых. Ощущал себя свободным, избавившимся от ненужного груза. Ему казалось, все эти годы он проспал, онемел, как часть тела, долго находившаяся без движения. Он чувствовал ту сладостную боль, какая бывает, когда кровь снова приливает к руке или ноге. Он еще жил, еще двигался.