Не сердись, Иможен. Овернские влюбленные. Вы помните Пако?

— Мне уже никто не поможет, Альбер, — прохрипела молодая женщина.

— Я спасу тебя, дорогая! За мной едет Периньяк.

Нотариус выпрямился и налетел на Франсуа.

— Мерзавец! Почему…

— Я… я не виноват…

— Не отпирайтесь, Франсуа, вы убийца! Я все знаю!

Мадам Шерминьяк ринулась в бой.

— Прошу вас выбирать выражения! Если бы эта… Иезавель сидела дома, она бы и сейчас была в добром здравии! Так нет же, она приперлась совращать ребенка — вот и получила по заслугам!

Удивленный неожиданным нападением, нотариус повернулся к Франсуа.

— Это еще что?

Софи, возмутившись, что ее сочли неодушевленным предметом, накинулась на мэтра Альбера.

— Да вы, я вижу, забыли, где находитесь? Так я напомню вам! Я — вдова Шерминьяк, урожденная Софи Шальмазель, владелица этого дома! Извольте немедленно выйти вон!

— Не вам мне приказывать! Уйду, когда сочту нужным!

— Ах, вот как! Значит, если вашей похотливой супруге вздумалось преследовать беззащитного молодого человека… даже у него дома, то вы считаете себя вправе вламываться сюда? Что вы здесь ищете? Уж не деньги ли?

— О! За такие слова, мадам, вам придется отвечать по суду!

Софи разразилась недобрым смехом.

— И вы сможете объяснить судьям, что ваша законная половина забыла у моего постояльца?

Пораженный этим замечанием, мэтр Альбер вернулся к жене.

— По крайней мере в одном эта мегера права, Соня. Зачем вы здесь? Согласитесь, что добродетельной супруге не пристало глотать яд на квартире холостяка?

— Тебя ничто не изменит, Альбер, — с горечью простонала умирающая. — Ты всегда будешь видеть только внешнюю сторону… Думай теперь все, что тебе угодно, но дай мне спокойно умереть!

— Однако…

На сей раз вдова Шерминьяк поддержала соперницу.

— Верно, отвяжитесь от нее! А я тем временем позвоню в полицию. Пусть они мне скажут, по какому праву совершенно посторонние люди являются в мой дом умирать!

Софи сняла трубку, и в это время вбежал перепуганный доктор Периньяк. Волнение, однако, не помешало ему действовать хладнокровно. Выяснив, что произошло, он сунул пузырек в карман и сказал, что немедленно отвезет мадам Парнак к себе в клинику. Там больной сделают промывание желудка, а в лаборатории исследуют содержимое флакона. Таким образом, выяснится, что там за яд.

Выходя из комнаты, нотариус обернулся к Франсуа.

— Молите Небо, чтобы она выжила, иначе… Думаю, излишним будет говорить, что я больше не желаю видеть вас в конторе. Ремуйе принесет вам заработанные деньги, а вы напишете расписку.

Оставшись вдвоем с мадам Шерминьяк, Лепито в полном отчаянии стал жаловаться на горькую судьбу?

— Господи! За что мне такое? Ну почему она думает, будто это я ударил ее в саду, а теперь еще и отравил? Как она может это думать про меня… Нет, эта женщина безумна, совершенно безумна!

— Интриганка! Хочет привлечь к себе внимание, не больше! — толковала на свой лад вдова.

— Привлечь к себе внимание самоубийством?

— А почему бы нет?

— Но ведь она, наверное, умрет?

— Такова жизнь…

— …А я теперь вот потерял работу!

— Не волнуйтесь, Франсуа… Нечего тужить, пока есть я!

И вдова уже хотела приступить к самым нежным признаниям, как в дверь с величайшей деликатностью постучали. Войдя, инспектор Лакоссад сразу принялся за Лепито.

— Я, конечно, знаю утверждение наших соседей, немцев, что «здравый смысл у молодых людей — все равно что весенний лед», но, право же, Лепито, последнее время вы заставляете нас слишком много заниматься своей особой! Почему вы звонили в полицию, мадам?

Софи Шерминьяк, обрадовавшись неожиданному слушателю, со многими подробностями и отступлениями изложила свою сугубо личную версию происшедшего; как ни странно, но инспектор все же кое-что понял.

— Значит, так… Мадам Парнак пришла в гости к мсье Лепито, и этот последний отравил ее. У несчастной все же хватило сил позвонить мужу, а тот, в свою очередь, вызвал доктора Периньяка, который сейчас отхаживает мадам Парнак у себя в клинике. Я правильно изложил суть дела?

— Почти… — отозвался Франсуа. — Только это не я напоил ядом мадам Парнак, она выпила его по собственному почину.

— Зная, что это яд?

— Нет… я сказал, что это микстура от горла…

— А у мадам Парнак болело горло?

— Да…

— Плохо… очень плохо!

— Клянусь вам, я никак не предполагал, что она возьмет флакон!

— В таком случае, почему вы не помешали?

— Потому что она отхлебнула этого чертового снадобья, пока я разговаривал с мадам Шерминьяк на лестничной площадке.

— А что там был за яд?

— Понятия не имею.

— В самом деле?

— Мне его принесли всего за несколько минут до этого.

— Значит, вы его заказывали?

— Нет.

— Странный подарок, вы не находите?

— Я забрал пузырек у одного человека, который собирался покончить с собой.

— Здесь?

— Да.

Немного помолчав, Лакоссад заметил:

— Как нарочно, припомнилась одна мысль Дидро: «Недоверчивость бывает пороком глупца, а доверчивость — недостатком умного человека…» Тем хуже! Я согласен прослыть дураком, но уж слишком ваш рассказ неправдоподобен. Мсье Лепито, я попрошу вас следовать за мной в комиссариат.

Вдова вскочила.

— Вы не имеете права тащить его в участок как какого-то злоумышленника!