Не сердитесь, Имоджин

В тот знаменательный день — день триумфа Имоджин и посрамления ее недругов — шотландка вернулась домой слегка хмельная от обрушившейся на нее славы. Не раздеваясь, она поспешила к фотографии отца:

— Надеюсь, папочка, уж теперь-то вы гордитесь своей дочкой?

Потом заговорщицки подмигнула Роберту Брюсу, ведь с ним она теперь чувствовала себя на равной ноге. Переодевшись в домашнее платье, Имоджин поставила пластинку с волынщиками Шотландской гвардии — единственная музыка, которая отвечала в тот момент состоянию ее души. Резкие звуки волынок были столь оглушительны, что мисс Мак-Картри не сразу услышала, как в дверь постучали. Она вышла открыть и увидела на пороге все того же Дугласа Скиннера, на сей раз со шляпой в руке и весьма смущенного. Имоджин еще не успела забыть, что в тяжкие дни испытаний привыкла считать его злейшим врагом, и приветствовала гостя по былым заслугам:

— Мистер Скиннер? Чем обязана?

От такого ледяного приема бедняга сразу заметно погрустнел.

— Прошу вас, позвольте мне войти, если, конечно, я не слишком вас побеспокоил.

— Ладно уж, проходите, коли пришли… — нехотя пригласила мисс Мак-Картри, не желая прослыть невежливой. — Прошу вас, присаживайтесь… — предложила она, проведя его в свою маленькую гостиную.

— Мисс Мак-Картри, — начал Скиннер, едва усевшись в удобное кресло, — я пришел извиниться, что столько времени вынужден был скрывать от вас свое истинное лицо. Но, к сожалению, на этот счет у меня были вполне четкие указания… А уж вам ли не знать, что есть вещи, которые от нас не зависят…

— Какой разговор…

— А еще позвольте добавить, что я глубоко восхищен мужеством, с каким вы перенесли все выпавшие на вашу долю испытания.

— Ну, мистер Скиннер, не стоит так уж преувеличивать… — слегка оттаяла Имоджин.

— Но я вовсе не преувеличиваю! По роду своих занятий мне приходилось сталкиваться с множеством самых разных людей, но никогда еще, мисс Мак-Картри, я не встречал женщины, которая обладала бы столь редкими достоинствами… И если мне будет позволительно высказать свое мнение, то я бы сказал, что только девушка, рожденная в Хайландии, способна выстоять под такими ударами судьбы!

Имоджин понемногу стала привыкать к мысли, что при ближайшем знакомстве тип оказался куда симпатичней, чем издали. В голубых глазах сквозила даже какая-то детская наивность… Ну а что касается усов, то… встреться ему кто-нибудь, к чьему мнению стоило бы прислушаться… в общем, особа, которой ему захотелось бы понравиться… наверное, не так уж трудно заставить его сбрить это безобразие…

— Не хотите ли чашечку чая, мистер Скиннер?

Похоже, от скромного угощения старший инспектор полиции почувствовал себя прямо-таки на седьмом небе, и мисс Мак-Картри заметила, что ему не так уж много нужно для счастья… Попивая вместе чай и поедая печенье, они заново переживали трагические дни, проведенные в Калландере, а Дуглас рассказывал Имоджин, как старался ни на минуту не упускать ее из виду и всегда иметь возможность вмешаться в критический момент. Он признался, как был огорчен, когда она подумала, будто это он напал на нее у озера, а ведь на самом деле ударил ее Росс, видевший, как она расправилась на берегу с Эндрю Линдсеем… Потом он рассказал, как не хотел ввязываться в драку, когда Аллан явно искал с ним ссоры в «Гордом хайландце», и какую радость ощутил, проучив наглеца.

— Вы сказали — радость, мистер Скиннер?

— Ну конечно. Я ведь думал, что вы его любите!

Последовало неловкое молчание. От Имоджин не укрылся смысл этого невольного признания, Дуглас же понимал, что с головой выдал себя…

— Послушать вас, мистер Скиннер, — попыталась было обратить все в шутку Имоджин, — так можно подумать… в общем, можно даже подумать, что вы… ревновали…

— Ясное дело, ревновал, мисс!

Пытаясь оттянуть время и хоть немного прийти в себя, Имоджин хлебнула остывшего чая. Почти пятьдесят лет мужчины не обращали на нее никакого внимания, и вот теперь, когда дело близится к закату, ей все время признаются в любви!.. Понятно, те трое не в счет, там была одна хитрость да вранье, но, может, хоть этот-то всерьез?..

— Извините мою дерзость, мисс Мак-Картри, но должен вам признаться, я ведь уже давно вас приметил, с тех самых пор, как был прикомандирован к ведомству сэра Дэвида. Уж как мне хотелось с вами познакомиться… да только все не хватало смелости к вам подойти… а попросить, чтобы кто-нибудь представил меня, было как-то неудобно… Вот из-за этой своей застенчивости я и решился на тот дурацкий поступок… до сих пор стыдно… Так что вы уж простите…

— Поступок? — спросила заинтригованная Имоджин. — Какой поступок?

— Ну… это… Эта записка, которую я, пока вы спали, сунул вам тогда в сумку…

— Что? Значит, это были вы?

— Ну да, я…

Теперь, вспоминая о том, какой ужас внушал ей влюбленный в нее Герберт Флутипол, Имоджин прямо не знала, плакать или смеяться.

— Вы… вы сердитесь на меня?

— Да нет же, вовсе нет… Совсем напротив.!. В моем возрасте… получать такие милые записки… это очень даже лестно… Ведь мне, Дуглас, уже скоро пятьдесят…