Не сердитесь, Имоджин

Тем временем Имоджин, не обращая никакого внимания на миссис Хорнер и тем более на миссис Ллойдс, шагала по Кингс-роуд с тем надменным видом, который отличает людей, сознающих свою принадлежность к привилегированной части человечества. Слепому торговцу газетами на Слоун-сквер она дала на чай полкроны, пожелав ему на прощание приятного и удачного дня. Войдя в Вестминстерское аббатство, она возложила на могилу Марии Стюарт букетик цветов, выдержанный все в тех же излюбленных шотландских тонах. Потом устремилась в южный неф, в уголок, где покоились поэты, спеша преклонить колена перед изображением Роберта Бернса, привычно скорбя, что его соседями по бессмертию оказались эти невозможные сестры Бронте, — на взгляд Имоджин, столь несимпатичных особ неохотно посещают даже на том свете. И, приступив наконец к заключительному этапу ритуального паломничества, мисс Мак-Картри проникла в часовню Эдуарда Исповедника, дабы хоть на миг пасть ниц перед троном для коронаций, покоящимся на «лепешечном камне», который король Эдуард I еще в 1272 году нагло стащил у шотландцев. Впрочем, давность события нисколько не умалила горечи, и теперь, в 1950-м, Имоджин переживала утрату, будто это случилось вчера.

Только чтобы до конца соблюсти обычный ритуал, от которого ее не могла заставить отказаться даже угроза немедленного увольнения, мисс Мак-Картри еще чуть-чуть послонялась по Уайтхоллу и явилась на службу с пятнадцатиминутным опозданием. Привыкшие к эксцентричным выходкам шотландки сослуживцы никогда не задавали ей вопросов о причинах традиционного опоздания, но Энерин Арчтафт не мог смириться с таким вопиющим нарушением дисциплины, которую ему лично было доверено блюсти. И когда Имоджин направлялась к своему месту, он, явно давно дожидаясь этого мгновения, с часами в руках преградил ей путь и выпалил:

— Прошу заметить, мисс Мак-Картри, что на часах уже четверть десятого!

— Неужели?

— Увы, это так! Надеюсь, вам известно и вы просто запамятовали, что на работу надлежит являться ровно в девять утра и ни секундой позже?!

— Ну что вы, мистер Арчтафт, разве такое можно забыть? За двадцать лет я уже успела выучить это наизусть!

— В таком случае не соблаговолите ли объяснить причину вашего опоздания?

— А чего туг, мистер Арчтафт, объяснять-то — ведь сегодня же 24 нюня!

— И в каком же это, позвольте полюбопытствовать, смысле сия дата может служить оправданием такого беспардонного поведения?

— А в таком, мистер Арчтафт, что, не будь вы всего лишь полуграмотным валлийцем, вам бы наверняка было известно следующее: 24 июня 1314 года в битве при Баннокберне Роберт Брюс разгромил англичан и провозгласил независимую Шотландию!

— Ну и что же из этого следует?

— А то, мистер Арчтафт, что, видно, мало вас всех проучил тогда Роберт Брюс, если вы осмеливаетесь требовать, чтобы 24 июня дочь Шотландии, словно какая-то жалкая рабыня, подчинялась идиотским английским правилам! А теперь попрошу оставить меня в покое и дать мне наконец возможность приступить к работе!

— Я этого так не оставлю, мисс Мак-Картри, вы еще горько пожалеете!

— Не хочется вас огорчать, но мне на это ровным счетом наплевать!

Задыхаясь от ярости, валлиец кинулся к себе в кабинет и с шумом захлопнул за собой дверь.

По правде говоря, Имоджин лукавила, уверяя шефа, будто горит желанием поработать. По традиции считая для себя день 24 июня чем-то вроде внеочередного отгула, она не делала ровно ничего из того, что предписывали ей служебные обязанности. Лениво перечитывая какой-нибудь роман Вальтера Скотта, она отвлекалась от этого необременительного занятия лишь для того, чтобы развлечь сослуживиц поэмами Роберта Бернса, которых знала наизусть великое множество. Конечно, позволить себе такую роскошь можно было только при пособничестве коллег, за которое, правда, ей приходилось потом втридорога расплачиваться. Каждый год 10 апреля они с лихвой брали реванш. В этот черный день Имоджин прикрепляла к пиджаку траурный бант и, ни с кем не здороваясь, угрюмо усаживалась за стол, чтобы в гробовом молчании, не отрываясь, трудиться вплоть до последнего звонка. Она безропотно соглашалась на любую сверхурочную работу, которой не без ехидства щедро снабжали ее сослуживицы. И каждый год 10 апреля мисс Мак-Картри неизменно чувствовала себя самой несчастной женщиной во всем Соединенном Королевстве: ведь в этот день три столетия назад принц Чарлз Эдуард, прозванный Прекрасным принцем Чарлзом, был разбит при Каллодене герцогом Кемберлендским — и на том пришел бесславный конец независимости Шотландии. Надо сказать, коллеги никогда не отказывали себе в удовольствии самым безжалостным образом напомнить Имоджин об этом прискорбном событии…

В тот год, однако, знаменательный день 24 июня таил в себе для Имоджин множество всяких сюрпризов. Когда она с воодушевлением декламировала одну из поэм Роберта Бернса, вдруг неожиданно появился мистер Арчтафт. Самодовольно улыбаясь, он весьма ядовито бросил Имоджин: