Не школьный роман

Постаревший, выпивающий, сломленный… От прежнего Ваньки остались только большие темные глаза, полные страдания… только их я и запомнила в тот последний день лета 2019 года.

* * * * *

Вся наша жизнь наполнена СМС и звонками, именно они чаще, чем личные встречи, неожиданно круто меняют обычный ход вещей.

Очередной поворотной точкой в этой истории был Олькин звонок, раздавшийся в конце сентября.

– Ася попала в больницу, – сбивчиво слышался в трубке знакомый голос подружки, – вроде сначала говорили, что ангина, но потом сделали анализ крови, и он не очень хороший, я звонила Вере, но она не отвечает…

– Да, она отдыхает во Франции, отключила телефон, – особо не тревожась, ответила я, подумаешь, ангина…

Я слишком хорошо знала, что происходит, когда наш доморощенный психиатр не отключает телефон. Была свидетелем того, как Верке досаждают пациенты. Пару лет назад Смогулия была на конгрессе в Москве и не могла отключать мобильник, так формально считалось, что она находится на работе и, соответственно, должна быть все время на связи.

После мероприятия мы расслаблялись в баре. Вдруг назойливо затренькал телефон. Пожилая женщина громко и настойчиво лопотала на иврите. Верка перевела мне, что та беспокоится за сына, он ушел в армию и не отвечает на сообщения, и никто из командования воинской части не хочет с ней разговаривать.

– Свинство какое, – возмутилась тогда я. – Действительно испереживаешься вся, тем более в Израиле, где такая неспокойная обстановка, любая мать с ума сойдет, не имея весточки от сына.

– Да, – задумчиво ответила мне подруга, о чем-то размышляя, – вот только сына-то у нее никакого нет… и никогда не было.

Дрожь пробрала меня изнутри.

Второй звонок настиг нас уже утром, когда мы с Анькой провожали подружку в аэропорт. Звонил Веркин пациент из семьи потомственных шизофреников. Два поколения больных жили в одном доме. Отец, который был посохраннее, робко поинтересовался у доктора, нормально ли то, что сын, когда жарил яичницу, ножом распорол себе руку и начал капать кровью прямо на сковородку. Верка обеспокоенно ответила, что это совсем не нормально, и нужно обратиться к ее коллеге.

Анька тогда еще неловко пошутила, что нормально было бы, если он капал в стейк, а не в яичницу…

А еще звонила молодая женщина и жаловалась на то, что к ней приходит сестра и разбивает молотком телевизор, и так уже пятый раз.

– Опять глюки? – на этот раз сумничала я.

– А вот это правда, – неожиданно отозвалась подруга. – Здоровая сестра пакостит больной.

– Может, ее надо тоже лечить? – с надеждой спросила я.

– Подлость, к сожалению, не лечится, – отозвалась бывшая одноклассница. – Жалко, что никак не получается застать эту тварюгу с поличным да сдать полиции…

Один звонок сделала сама Верка. Ситуация была презабавная: ее пациентка все время кляузничала на соседей. Соседи подали иск в суд, и женщину признали не отвечающей за свои поступки. После этого дочка психической наняла беспринципного адвоката, который в суде смог доказать, что ответчица может отдавать отчет в своих действиях.

Честь профессора Смогулии, которая лечила социопатку много лет, была посрамлена.

Сейчас же ситуация зеркально поменялась. Веркина клиентка разбила стекла в соседской машине и теперь, раз ее призвали адекватной, должна выплатить ущерб. С чем родственница правонарушительницы была категорически не согласна.

Дочка наняла для мамы прежнего адвоката, и он за кругленькую сумму теперь доказывал давешнему судье, что женщина невменяема и не может отвечать за свои действия.

Верка официально сообщила судье, что указанная женщина теперь не стоит на учете, как требующая лечения, и может нести ответственность за все свои деяния, как здоровая.

– Хотела бы я посмотреть на эту дочку в момент вынесения вердикта, – мстительно усмехнулась подруга.

Теперь вы понимаете, что на отдыхе расстаться с телефоном ей было просто необходимо, чтобы самой не пополнить базу своей клиники в качестве пациентки.

Я спросила у Ольки, до каких именно цифр понизились лейкоциты у Аси. Знания, полученные в медицинском училище, позволяли оценить состояние девчушки. Ответ заставил меня похолодеть.

Я попыталась как можно спокойнее сказать подружке, чтобы она не волновалась, и что, скорее всего, дочку переведут в онкологию. А им с Ванькой порекомендовала не медлить и сдать кровь на совместимость костного мозга.

После звонка я погуглила инфу о выживаемости детей с острым миелобластным лейкозом, и результат заставил меня впасть в глубокое отчаяние. В России – 15%. Оставалась надежда на Израиль, там обещали 60%. В любом случае, медлить было нельзя.

Я отправилась к Аньке, чтобы уговорить ее сдать кровь на совместимость вместе со мной, и через пару дней мы обе уже сидели в приемном покое какой-то больницы в шапочках и бахилах.

Вера еще не успела вернуться с отдыха, а результат был уже готов. К моему невероятному удивлению, Анька оказалась идеальным донором костного мозга для Аси. Для подружки эта новость также стала сюрпризом.

Асе становилось все хуже, и тянуть с пересадкой было нельзя. Аньке предстояло пройти неприятную процедуру.