Не склонив головы

Как истый представитель высшей расы, Ганс с чувством законного превосходства взирал на копавшихся в бараке людей, рабов великой Германии. Сопровождаемый двумя солдатами, он прошел в конец коридора. Там, в углу, он заметил Лугового и недовольно поморщился. Не нравился бывшему штурмовику этот русский рабочий. Еще в пути, при следований в Германию, Ганс запомнил этого человека. Фельдфебель заметил, что Луговой уже тогда, в вагоне, пользовался авторитетом среди пленных. Правда, он не командовал ими, не претендовал на какое-то особое отношение к себе, что по мнению Ганса могло бы служить доказательством влияния этого русского на других, но все равно к нему все относились с уважением. Это обстоятельство Ганс взял на заметку…

В то время, когда фельдфебель победно вышагивал по земле России, он считал большевиками всех, кто пользовался у местного населения наибольшим авторитетом. И Ганс подозревал, что этот русский рабочий — большевик. Однако он, к сожалению, не успел расстрелять его в дороге. Теперь же русские работают на заводе — положение изменилось, можно лишь «законно» пристрелить его. Но русский, словно разгадав мысли фельдфебеля, не давал повода к придиркам. Он делал все так, как требовала администрация завода и комендатура. И все же Ганс не верил в его покорность: у человека, признавшего себя побежденным, послушным чужой воле, не такой взгляд. А этот смотрит смело, не опускает глаз даже тогда, когда глядит в лицо представителю непобедимой Германии — Гансу.

Фельдфебель не отступал от своего решения уничтожить Лугового, но не спешил с этим. Он был уверен: в конечном итоге рабочий от него не уйдет. А пока пусть он поработает на Великий Рейх — это хорошо. Между прочим, и администрация завода не поощряет избиения рабочих. В цехах нужны трудоспособные люди. Такие указания тоже следует иметь в виду. Портить отношения с администрацией опасно.

Шествуя в глубь барака, фельдфебель выпятил грудь совсем так, как бывало в молодости, когда, заработав чаевые, он вместе с другими официантами ресторанов появлялся в одной из лучших пивных Мюнхена. Вот било раздолье! Ганс и сейчас помнит это время. Он помнит, каких замечательных ораторов из националистов ему довелось слушать в пивной. Сейчас многие из них поднялись так высоко по службе, что голова кружится. Да, что ни говори, прекрасное было время!

Хорошо помнит Ганс и другое. Нередко после зажигательных выступлений нацистских главарей он со своими приятелями шел наводить истинно арийский порядок… Особенно проявил свои способности молодой Ганс при погромах еврейских магазинов… Еще бы, Ганс умел поживиться, он знал цену хорошим вещам.

А теперь? Теперь другие времена. Разве урвешь что-нибудь с рабочих. Здесь — не Франция, не Россия, здесь трофеев нет.

Поравнявшись с Луговым, гитлеровец не удержался.

— Ваш камрад Органов нет? Плехо? Плехо! — И громче по-немецки: — Весь этот сброд мы держим до тех пор, пока он способен работать, а потом… — Ганс выразительно щелкнул пальцами перед носом Лугового.

Луговой прекрасно понял, что хотел сказать фельдфебель, но взял себя в руки, не ответил на насмешку. Зато не выдержал Пашка. Еще раньше, наблюдая за долговязым фельдфебелем, он решил, что этот фашист — самый вредный из всех охранников. И каждый раз, как только в бараке появлялся верзила с погонами фельдфебеля, Пашка невольно сжимал кулаки. Вот и сейчас, увидя его прыщеватое, злое лицо, Пашка резко качнулся всем своим корпусом вперед. Со стороны могло показаться, что молодой парень споткнулся. Его голова пришлась как раз на уровне носа фельдфебеля… Все произошло в одно мгновенье, никто не мог понять, как это случилось.

Фельдфебель в испуге дернулся и стукнулся затылком о нары.

— Вас ист дас? — закричал Ганс, взбешенный наглостью русского рабочего. На Пашку обрушился страшный удар. Охнув, Пашка присел, сплюнул кровь. У него был такой вид, что казалось, еще секунда и он, теряя рассудок, ринется на ненавистного охранника.

Однако возле него вдруг оказался Луговой. Заслоняя собой Пашку, Луговой спокойно и чрезвычайно вежливо обратился к фельдфебелю:

— Человек нечаянно… он не хотел вас оскорбить…

Но фельдфебель, не слушая объяснения, оттолкнул Лугового в сторону.

— Вас… русс швайне…

Вой сирены прервал опасную сцену. Фельдфебель вместе с солдатами бросился в бомбоубежище.

2

Следующее утро началось как обычно. Рабочим дали наскоро поесть, построили в колонну и погнали на работу. День не внес никаких изменений в привычный распорядок жизни. Зато вечером, как только люди вернулись с работы, началось что-то непонятное. В бараке появился сам майор Шницлер. С ним приехал моложавый эсэсовский офицер. У Шницлера был недовольный вид. Его маленькие глазки зло щурились. Он то и дело поворачивался к эсэсовцу, словно к виновнику его плохого настроения. На почтительном расстоянии от офицера суетился фельдфебель Ганс. Его долговязая фигура все время маячила перед начальством.