Он любовался ее профилем, почти не скрывая этого. Видел, с каким интересом Лея разглядывает портреты величественных предков Грегора, сравнивает их, когда вслух, когда молча и про себя с молодым королем.
Была ревность. Только пустившая свои корни, едва зародившаяся, но он понимал, что не посмеет ничего предпринять, не станет мешать Лее стать честной женщиной в глазах мира. Хотя хотелось сделать единственное: схватить в охапку и унести как можно дальше из дворца, назвать своей и предложить то, на что она, быть может, ответила бы согласием.
Но он не стал. Лишь поднял в памяти белый, почти невесомый лист бумаги, где черным по белому были выведены условия брачного договора. Даже подумал, что скажет на подобное старая королева Мария, когда узнает, на каких именно условиях желает взять новую жену Грегор. Она-то явно рассчитывает на долгий союз, а тут ожидается второй развод, причем, менее, чем за год.
«Сразу после рождения!» — напомнил он себе и усмехнулся. В этой строке было что-то горькое, ненастоящее. И всего на миг Тиль усомнился в том, а действительно ли Грегор отпустит девушку, когда получит долгожданного наследника? За девять месяцев все может измениться. А Лея еще и бросила своеобразный вызов его брату, потому что он не сомневался, что последний пункт в договоре — ее инициатива и просьба. Не мог сам Грегор написать подобное, а вот юная леди Мильберг, так вполне. Да и почерк там немного отличался. Был более резким, даже злым. Словно рука того, кто писал, закаменела от ярости.
— А это отец короля? — голос Леи прогнал его мысли, и Кейзерлинг посмотрел на портрет в полный рост, занимавший приличную часть стены. С полотна на молодых людей взирало надменное лицо мужчины в дорогих одеждах. Одного взгляда на взгляд, который художнику удалось передать мастерски, хватило, чтобы понять — это старый король, Дракон, давший жизнь своему потомку, Грегору.
— Да, — ответил принц.
Лея несколько долгих мгновение рассматривала изображение, а затем повернулась к Тилю. — Он выглядит весьма значимым.
— Да. А еще холодным и жестоким, каким и был при жизни, — улыбнулся Кейзерлинг.
— Его Величество похож на отца, — то ли спросила, то ли подтвердила будущая королева, а Тиль лишь пожал плечами. Клеветать на брата он не собирался. Пусть Грегор его недолюбливал, считая противником, жаждущим заполучить трон, но сам Тиль относился к королю с уважением и пониманием. Зная, что такое власть и какой тяжелой она бывает, он не осуждал брата. Хотя и не во всем поддерживал.
— Внешне, очень. Но характером Грегор пошел в мать. Она была более мягкой женщиной, но, к сожалению, умерла прежде, чем смогла воспитать и развить в нашем короле свои душевные качества.
Лея как-то странно взглянула на него, словно ожидая совсем иных слов, но он лишь улыбнулся. Бросил взгляд через плечо на служанку, шагавшую за ними следом на расстоянии нескольких шагов, чтобы присутствовать, но не мешать господам, а затем добавил:- Что еще вам показать, леди Мильберг? Этот дворец полон чудес и комнат, закрытых от глаз. Но вам, как будущей королеве, думаю, можно посмотреть даже на королевскую сокровищницу.
Она рассмеялась и покачала головой.
— Меньше всего я бы хотела любоваться золотом, Ваше Высочество! — проговорила Лея, и он протянул ей руку, предлагая продолжить прогулку и покинуть зал с портретами предков короля.
Когда резкая пощечина обожгла щеку, голова Клаудии дернулась назад, не выдержав удара ладони. Но она стерпела. Только стиснула зубы сильнее и посмотрела на отца взором, в котором плескалась дерзкая синева.
— Ты понимаешь, что теперь будет? — спросил глава Водных, глядя на дочь. Они стояли в комнате на постоялом дворе, и она снова чувствовала себя маленькой девочкой, нарушившей приказ отца, нашалившей и теперь получившей взбучку за свое поведение.
— Я дал слово! — прорычал он. — Слово!
Клаудиа подняла руку и осторожно коснулась щеки, ощущая, как горит кожа и вспоминая друге шлепки, только намного ниже. Определенно, сейчас были не самые лучшие дни в ее жизни. Отец ревел раненым медведем, а она и сама хотела бы взвыть рядом с ним, понимая, что упустила и чего лишилась.
— Я не знаю, как Лее удалось забеременеть, — произнесла она тихо, но уверенно. — Я дала ей такое зелье, что она месяц могла бы спокойно кувыркаться в постели с мужиками и не залететь, отец.
— А ты ничего не перепутала, — он сверкнул глазами, — столько труда и все насмарку. И брюхата не ты, а какая-то девка из бедного рода. Надо было сразу избавиться от нее, как только она сделала свое дело, раздвинула ноги перед кем положено. А ты со своей мягкостью… — на его лице заходили желваки. — Вся в мамашу. Ни к чему не годная, только на мордашку хороша.
— Отец, — начала было девушка, но Водный отмахнулся от ее слов, сказав, уже будто обращаясь к себе одному: — Теперь придется что-то придумать. Сказать, что я не знал.
Клаудиа поджала губы, обижено фыркнула, но глава не обратил на это внимания.