Не смей меня касаться. Книга 2

— Очень красивые сапоги, но в них каблук сантиметров двенадцать, после двадцать четвертой недели беременности не рекомендуется носить обувь на высоком каблуке, это может вызвать тонус матки, что, в свою очередь, может спровоцировать выкидыш. Кроме того, на таких высоких шпильках очень легко поскользнуться и упасть.

— Где ты увидел шпильку? — продолжала возмущаться Юлька. — Каблук очень устойчивый.

— Двенадцатисантиметровый каблук априори не может быть устойчивым.

— Не буду я переобуваться, эти сапоги прекрасно подходят к моему платью и сумочке.

Настоящая блондинка — красота превыше всего. Как же она меня бесит… Сука!..

— Юля, мы никуда не поедем, пока ты не переобуешься, — сказал я твердо, но с угрозой в голосе.

— Да ты! — зашипела моя законная нелюбимая супруга. — Достал меня своей заботой!!

Эту фразу я практически каждый день слышу. Кто бы знал, как меня выводит, поперёк горла стоит ситуация, когда я вынужден сносить, пропускать мимо ушей ее бесконечные «достал». Как будто в русском языке слов других нет. Вот у меня такой богатый арсенал матерных слов, которые хочется употребить по отношению к своей красавице жене.

— Юля, и-ди сни-ми о-бувь, — для лучшего понимания сказал я по слогам, немного повышая голос.

Может, на этот раз дойдет. Светловолосая красотка, будь она неладна, раздраженно всплеснула руками… Зафыркала, как кошка. Впрочем, мне до ее выкрутасов мало дела, я стоял перед ней абсолютно спокойный, невозмутимый даже, засунув сжатые в приступе злости кулаки в карманы брюк.

— Мы никуда не поедем, — снова предупредил я.

— Но Сашенька, милый… — ласково, даже призывно поглядывая, двинулась ко мне Юля.

Кажется, супруга решила сменить тактику. Зря, пора бы уже привыкнуть, что ее сексапильность на меня слабо действует.

— Как ты не понимаешь, я хочу быть красивой, и так постоянно приходится в балахонах ходить.

— Юля, ты и без высоченных каблуков очень красивая девочка.

— Правда, милый? — «ненаглядная» временная супруга подошла ещё ближе и начала ласково оглаживать мою грудь.

— Чистая правда, — ответил я.

Надеюсь, после того как Юля родит, на такую красавицу найдется много желающих… Меня же ее близость напрягала, раздражала, как всегда, возникло желание оттолкнуть тщательно наманикюренные девичьи пальчики, все еще пытающиеся с помощью поглаживаний разжечь во мне искру похоти, ну и заорать, как любит Таня Лазарева: «Блин, сука белобрысая, не смей меня касаться». Только обломись, Шувалов, поздно толкаться и орать. Не зря в народе говорят: «одно неверное движение и ты отец».

— Юля, иди переобуйся, — безэмоционально повторил я и отошел от греха подальше. Ведь ещё одно ее липкое прикосновение, и я взорвусь — скажу все, что о ней думаю… А поскольку в мыслях моих не было ничего хорошего и ласкового, то боюсь, она обидится, разревется еще. Нельзя троллить беременных женщин, особенно если они по какой-то несчастливой случайности носят в животе твоего ребенка.

* * *

В кафе «Лидия», находившееся совсем рядом с домом, в котором проживали Лазаревы, где и проходило празднование юбилея Николая Алексеевича, мы, конечно же, опоздали. Правда, не так уж критично. Как сказала Юля, приглашенных будет немного, Лазаревы сначала вообще думали отметить сие знаменательное событие дома, но потом завод, на котором работал глава семейства, выделил на его именины небольшую премию, и Николай Алексеевич, чтобы не беспокоить своих девочек готовкой, решил гульнуть, точнее, скромно посидеть, попраздновать.

Шофер распахнул двери перед мамой, а я перед своей «ненаглядной» женой.

— Юленька, ты чудесно выглядишь.

— Спасибо, Екатерина Юрьевна, — пропела в ответ прекрасная блондинка. — Какую красивую шубку вы мне подарили, наконец-то мне представился случай ее надеть.

— Тебе очень идет, — мягко улыбнулась мама.

— Только пуговицы уже скоро не смогу застегнуть.

— Ничего, это дело временное, у тебя очень аккуратненький животик.

Мы зашли в кафе «Лидия», то самое, где мы когда-то мирились с моей Андалузской красавицей.

«— Знаешь, Таня, эта роза напоминает мне тебя. Она идеальна в своей красоте, но сломить себя не позволит, чуть что — выпускает колючки, которые могут до крови разодрать сердце.

— Надо же, оказывается, вы умеете говорить вполне романтичные вещи, а не только «я тебя трахал и еще хочу трахать».