«Нет, ни за что и никогда, — вдруг вскричали разом развратница и феминистка, — она ведь нас убила, безжалостно исполосовала ножами, изгадив Танину душу тараканами». «Голубоглазка — твоя сестра, родная кровь, вспомни, каким в детстве она была ласковым, шаловливым ребенком, ты ее очень любишь», — произнесла девочка-отличница и в груди защемило от воспоминаний нашего общего детства, когда я была за старшую и приглядывала за Юлей, — конечно, ты ее простишь, она ведь не только сестра, она немножко дочка для тебя». «Не знаю прямо, что сказать, в сказках встречаются такие ужасные сестры», — посетовала девочка-мечтательница.
— Не буду скрывать, мама, мне все ещё обидно. Но я уверена, она все-таки не со зла так поступила. А иначе получается убийственно подло, не по-человечески даже, — голос дрогнул, выдавая мою боль.
Мамины глаза стали еще печальней…
— Сестры должны ладить… — наконец с грустью сказала мама. — Мужики приходят и уходят… а вы ведь родные… Пойду я, дочка, завтра вдвоём насядем на папку, надо уговорить его пройти обследование. Пусть он не хочет лечиться в клинике Шувалова, но ведь есть и другие центры, куда можно обратиться.
— Да, мам, отцу нелегко пришлось. Надо постараться его поменьше волновать, слишком он переживает по мелочам.
— Спокойной ночи, дочка.
— Спокойной ночи, мама.
Подошла к окну, распахнула его настежь. Дождь, ветер, холодно и зябко… Подставила лицо под эти плачущие капли. Почему-то внутри ощущение потери, будто я лишилась чего-то очень важного, более того, сама все разрушила… расколотила на маленькие осколки, как те гребаные подаренные неправильным принцем вазы. «Если хочешь знать мое мнение, — заговорила развратница, — не будет там счастья. В день свадьбы не занимаются посредством пламенных взглядов сексом с другой женщиной». «Согласна, — поддержала ее мечтательница, — вспомни его слова:
Стоял на балконе, пока окончательно не замерз… Зубы даже начали выбивать морзянку. Ладно, хватит дрожать и сокрушаться о потерянном счастье. Дело сделано, все вернуть назад на исходные позиции невозможно. Зашел в комнату, сбросил пиджак, расстегнул запонки, пуговицы, снял к чертям собачьим рубашку. Теперь под душ и спать, ведь от прелестей брачной ночи идиот-жених предпочел отказаться. Причем идиот не потому, что отказался, а оттого, что вообще допустил возможность этого дурацкого брака. Вот если бы я сегодня женился на Тане Лазаревой, то сейчас бы медленно освобождал мою Розу от оков белоснежного платья, наслаждаясь жаром девичьей кожи под своими пальцами и любуясь румянцем смущения, вспыхивающим на ее прелестных щечках.
В дверь кто-то тихо пошкарябался…
Мученически скривился. Чего этой сучке, моей официальной жене, еще надо? Что за дурацкая привычка, не слышать слов, которые тебе говорят. Просто непробиваемая наглость.
— Саш, я не могу пуговицы расстегнуть на корсаже платья, они на спине и такие маленькие.