Не смей меня касаться. Книга 3

– Пап, я уже несколько раз отвечала на этот вопрос. Все хорошо, местами даже отлично, чувствую себя важным человеком, большим пузатым начальником. Вот сейчас с тобой позавтракаем, а в четыре часа побегу выполнять одно щекотливое поручение, нужно поздравить с днем рожденья владелицу и по совместительству генерального директора нашей компании. Ох, кто бы знал, как я не люблю такие официальные мероприятия, надо ведь тост говорить. Целую ночь сегодня сидела, весь интернет перерыла в поисках чего-нибудь интересного, чтобы и с юмором было, и душевно, и вместе с тем официально, мы ведь с Еленой Сергеевной не подружки. Но все слова или слишком банальные, или чересчур высокопарные. В итоге пришлось придумывать самой, хотя мне сейчас ну совсем не до поздравлений…

Замолчала и пристально посмотрела на отца.

– Пап, я хочу поговорить с тобой о маме.

Мой вопрос выбил его из колеи, по родному лицу прошла болезненная судорога. Показная бодрость сразу исчезла, отец вмиг помрачнел и осунулся.

– Нет, Таня, прости, но пока я не хочу о ней говорить. Ты уже достаточно взрослая, должна понимать, так случается в жизни, люди расстаются.

Расстаются там, где-то далеко, чужие глупые люди, а мои родители должны быть вместе, мы ведь семья… Семья – самое важное в жизни.

– Как я поняла из ее сбивчивого рассказа, мама завела себе любовника.

Еще одна болезненная гримаса и хмуро сведенные брови опять показали, что папина бодрость наносная, а на самом деле он страдает… очень-очень сильно переживает.

– Мама меня предала, Таня… – глухо произнес отец, а его пальцы судорожно сжали кофейную чашку. – Она меня убила, лгала, всадила нож в спину.

– Папулечка, – ободряюще дотронулась до отцовской напряженной руки.

– Женщина, которую я считал своей поддержкой и опорой в жизни… Однажды предала меня, польстившись на красивые слова и мордашку, а потом врала, смотрела в глаза и лгала.

На отцовском лице появилось выражение непреклонной решимости, которая способна смести на своем пути любые возражения и мольбы. Он не простит, такие, как отец, не способны прощать. И что-то внутри меня обмирало, неприятно холодело, словно на секунду я стала той самой раскаявшейся изменщицей. Наверно, что-то подобное испытывал Шувалов, вымораживающее внутренности отчаяние от понимания того, что ни один твой довод не будет услышан. Кого-то папа напоминает сейчас… Права была мама – мы с ним удивительно похожи.

– Пап, мама практически ничего не ест… она совершенно потерялась, бродит из угла в угол и плачет, перестала краситься, следить за собой, все посерела и постарела.

На лице отца застыло напряженное внимание… Глаза мрачно и немного торжествующе блеснули. Словно ему было приятно знать, что мама страдает, видимо, он воспринимает ее боль актом справедливой мести. И снова в отце я узнала себя… мне тоже доставляло мазохистское удовольствие мучить своего предателя и мучиться самой. Только сейчас я немного заглянула по другую сторону баррикад.

– Пап, мама раскаивается, искренне раскаивается. Она говорит, что готова день и ночь стоять на коленях, просить у тебя прощения. Может быть, не стоит вот так одним махом перечеркивать двадцать семь лет счастливого брака.

Отец достал из кармана лекарство, слегка подрагивающими пальцами выдавил из пластины одну капсулу и проглотил, запивая водой... Ему тоже нелегко, очень нелегко, только он мужик и не может позволить себе плакать.

– Как у нее все просто. Обманула, изменила, сделала из меня дурака, нагадила в душу, а теперь думает, что стоит попросить прощения, и я сразу все забуду.

Отцовское лицо снова стало до ужаса непреклонным. Он не забудет и не простит… А мама, она надеется, надеется, даже зная его твердолобый упрямый характер. Слезы почему-то покатились из глаз, стало жаль плачущую маму, жаль не умеющего прощать отца, жаль нашу семью… от которой осталось одно пепелище. Я девочка, мне не зазорно реветь.

– Танюш, ну чего ты так расстроилась, – заметил мое состояние папа, – вполне обычная ситуация, сейчас каждый второй брак распадается.

– Я всегда думала, что с вами такого никогда не произойдет, всегда ощущала, моя семья – моя крепость. А получается, крепость разрушена, я чувствую себя лишенной крова, мне больно расставаться со своими иллюзиями.

– Доченька, – отец ласково погладил меня по щеке, вызывая во мне новую порцию слез, – знаешь, этот союз был не напрасным, хотя бы потому, что у нас получилось такое прекрасное создание, как ты.

– Пап, я вот сейчас приду домой… Мама оживет, с надежной будет заглядывать мне в глаза… Я отрицательно покачаю головой, и она в отчаянье сползет по стене. И мне страшно – вдруг мама что-нибудь сделает с собой. Пап, ты этого не боишься?! Твой праведный гнев стоит ее жизни?!

Лицо отца еще сильнее помрачнело, однако же не стало мягче.

– Не сделает, Таня, такие приспособленки слишком себя любят, для подобных кардинальных шагов. Но ты последи за ней… поддержи ее, как можешь, в любом случае, Эля остается тебе матерью.