Не смей меня касаться. Книга 3

Подтащил любимую тещу к подоконнику, распахнул створки окна. Свежий промозглый декабрьский воздух ворвался в пропитанный медикаментами коридор. Эльвира Тимофеевна, оттягивая ворот тонкого свитерка, шумно и часто задышала.

– Теперь вы понимаете, почему произошел этот злополучный толчок, другой бы на моем месте ее попросту убил.

– Она беременная, – бесцветным голосом произнесла Эльвира Тимофеевна и уткнулось лбом в холодное стекло окна.

– Вот именно! Этот факт больше всего возмущает… Ребенок может родиться больным, уродом, если вообще появится на свет.

Любимая теща начала легонько биться лбом о холодное стекло окна. Неужто помешалась от таких новостей?!

– Я сама во всем виновата, – шептала она почти в бреду.

Виновата, безусловно, виновата, в том, что Ля-ля-ляшка выросла такой бляшкой, наверняка есть заслуга, точнее упущение родителей. Хотя надо отдать должное моей «милой» женушке, она любого способна обвести вокруг пальца, виртуозно умеет играть на чувствах других и прикидываться хорошей пай-девочкой. Неужели родители не почувствовали фальши? Ладно, муж, я Юлю в принципе плохо знал, да и знать-то не хотел. Но они ведь с пеленок ее растили.

Все же странно, почему «любимая» теща так покаянно и настойчиво твердит о своей вине?..

– Вы что-то знали, Эльвира Тимофеевна? – высказал я догадку.

– Нет, нет, не знала, – запротестовала мама Лазарева, – просто мне нужно было сильнее за ней следить.

Эльвира Тимофеевна отошла от окна и снова села на стул, судорожно закрыла лицо руками и стала горестно плакать, словно смертельно напуганная и обиженная маленькая девочка. Женские слезы меня всегда вымораживали... точнее наоборот, размягчали, я не мог их переносить, бросался отважным рыцарем спасать прекрасную даму. Надо бы сказать что-нибудь утешительное, но я не находил слов, их смыли волны злости, которые постоянно бушевали во мне сегодня, их растворили оскорбления, бросаемые семьей Лазаревых в мой адрес, слова поддержки гасились тем мраком человеческой низости, в испражнения которой меня с головой окунула прекрасная Юленька. Единственное, на что хватило сейчас моего джентльменства, – сходить к кулеру и набрать водички в пластиковый стаканчик.

– Эльвира Тимофеевна, выпейте воды, надо успокоиться, слезами делу не поможешь.

Одна из дверей, ведущих в медицинский коридор, распахнулась, на пороге показалась усталая, но собранная Лариса Вячеславовна, «дорогая» теща моментально очнулась, встрепенулась, совершенно забыв про протянутую ей воду.

– Что с Юлей, она жива?!

– Давайте пройдем в мой кабинет, там и поговорим, – сдержанно сказала врач.

Почему Лариса Вячеславовна не ответила на этот отчаянный материнский зов? Внутренности словно жидким азотом обдало. Неужто Юля в самом деле подохла на операционном столе?! Нет, она, конечно, сука редкостная, и скорее всего, конченый человек, ведь, кажется, ничего человеческого в ней уже не осталось. Но млять!.. Ей только восемнадцать лет, точнее через десять дней девятнадцать, но все равно это ничтожно мало, в пределах стандартной человеческой жизни только начало пути.

– Моя дочка умерла?! – заголосила Эльвира Тимофеевна, подобно мне истолковав уход от ответа со стороны Ларисы Вячеславовны.

– Нет, нет, Юля жива, – поспешила нас заверить доктор.

Сделал оглушительный выдох. Блин, почему с этого не начать?! Нет, надо было панику навести.

– Давайте пройдем в кабинет, – продолжила Лариса Вячеславовна, – там и поговорим спокойно.

Эльвира Тимофеевна попыталась встать со стула, зашаталась, на всякий случай подхватил «ненаглядную» тещу под локоток. Интеллигентное лицо Юлиного лечащего врача оставалось до ужаса серьезным, сосредоточенным и усталым. А значит, значит, по телу продолжал расплескиваться жидкий азот, превращая внутренности в застывший комок льда, значит, не быть тебе папкой, Сашка…

Мы прошли в ординаторскую. Помог сесть бледной, как поганка, теще на стул и сам грозно бухнулся рядом, ноги тоже ели держали. Лариса Вячеславовна устало потерла лоб, окинула нас серьезным взглядом, чуть остановившись на Эльвире Тимофеевне. Млять, да чего ж она тянет, гадина, нет сил выдерживать эту траурную молчанку.

– Что с ребенком, Лариса Вячеславовна?! – не сдержался, задал-таки мучающий меня вопрос. Хотя боюсь, ответ на него уже известен.

– Плод достали мертвым, – подтвердила мою догадку доктор.

Почувствовал острый укол боли, да прямо в сердце. Больно, чертовски больно. Эльвира Тимофеевна вскрикнула, потом зажала рот рукой, в темных глазах – потрясение. Боль внутри ширилась, распространялась, клубилась черным отравляющим паром в груди, в глазах невольно появились слезы.

– Каковы причины гибели малышки? – проглотив ком в горле, сдавленно спросил я.

По коже снова пробежался морозище… Ожидая ответа, ощетинился, словно ежик, только колючками внутрь. Неужели я убийца собственного ребенка? Как мне дальше жить с этой мыслью?!