Не смей меня касаться. Книга 3

Что же между ними произошло, отчего Алекс так вспылил? Надо будет поговорить с Сашкой, вот только захочет ли он со мной разговаривать?

– Беременную женщину ни в коем случае нельзя бить, даже если она довела!.. Мужчина должен быть защитником, а не мучителем!

Папа снова разгорячился, тяжело задышал, потом болезненно застонал, схватившись за сердце.

– Если ты сейчас не заткнешься, я тебе голову откручу, – предупредил водителя бравый танкист. – Не видишь, у человека сердце больное!

Ну просто идеальный мужчина, они точно с отцом поладят. Вместе будут рыбачить, обсуждать политику, ругая всех власть имущих, садить на даче картошку и копаться в гараже. Мне очень повезло с ним встретиться, осталось совсем немного, капелька, – полюбить его, такого идеального.

– Высаживай, нас прямо здесь, сами доберемся до больницы.

– Па-ап… прошу, – заканючила я, – не надо сейчас включать нашу фирменную Лазаревскую гордость, будет лучше, если тебя обследует врач, который знает твои проблемы с сердцем, ведь именно он проводил операцию, и сейчас прервал свои дела, чтобы тебя посмотреть. Хочешь, я потом узнаю, сколько стоят его услуги, и мы сами заплатим. Папуль, пожалуйста, не дури.

Папка недовольно заворчал, но перестал настаивать на остановке.

По приезде в больницу все закружилось с огромной скоростью. Отца сразу подхватили медработники, повели делать кардиограмму, УЗИ сердца и сдавать другие анализы. Папка, мой дорогой, вредный, вечно брюзжащий папка, надеюсь, ты будешь жив-здоров.

Взволнованно забегала взад-вперед по коридору, пока меня не остановили сильные руки красивого-здоровенного. Мишка заключил в свои надежные крепкие объятия, прижал к себе и ласково поцеловал в голову.

– Танюш, успокойся, все будет хорошо, не переживай ты так, твой отец в надежных руках.

Все же Мишка замечательный, вот только его дежурные слова поддержки вызвали что-то, очень похожее на раздражение.

– Когда настанет это вечно ускользающее «хорошо»? – задала я философский вопрос и, спасаясь от необъяснимого раздражения, пытаясь притушить бушующее внутри беспокойство, сильнее обняла бравого военного.

– Завтра… завтра всегда лучше, чем сейчас.

Криво улыбнулась шутке бравого военного.

– Далеко не факт, Миш. Но завтра хорошо тем, что в нем есть надежда, и вместе с тем оно очень страшит неизвестностью.

А вот прошлое… Прошлое ужасно жестоко своей невозможностью что-то изменить. «Нет, Таня, ты поступила правильно, предавший раз предаст снова, горбатого только могила исправит», – упрямо твердила отличница. «Любить надо достойных мужчин», – поддакивала ей феминистка. «Какие вы упертые, – тяжко вздохнула развратница, – а вот я, не засунь нас Таня на антресоли своих мыслей, тогда в Питере дала бы Шувалову шанс. Ну и просто дала бы». «За любовь нужно бороться», – патетично воскликнула мечтательница. «Бороться я всегда за, только с кем бороться? С сестрой и маленькой племянницей?» – напомнила разошедшимся девочкам феминистка. Развратница с мечтательницей сразу приуныли, уж очень это походило на борьбу без правил. Я отличница и всегда поступаю безукоризненно. Отстранилась от красивого и здоровенного, совесть опять противно ныла. Говоришь, что всегда правильно поступаешь? Но разве правильно в утешающих объятьях одного мужчины думать о невозможности борьбы за другого мужчину?

– Миш, уже поздно, поезжай домой, ты, наверное, устал, зачем нам здесь вдвоем торчать, от этого ничего не изменится.

– Танюш, как я могу тебя оставить, не говори глупостей.

– Я взрослая девочка, вполне могу справиться одна.

– Взрослым девочкам тоже нужна поддержка.

Я должна быть ему признательна, должна… так какого черта внутри меня опять возникло раздражение?!

Пластиковая больничная дверь открылась, показался Евгений Анатольевич, один из лучших кардиологов России, который благодаря стараниям Шувалова взялся за лечение моего отца.

– Девушка, что ж вы такая бледненькая, возьмите себя в руки, нельзя так волноваться, не то мне и вашим сердечком придётся заняться.

Займитесь, доктор, займитесь, вырежьте оттуда любовь к одному вашему хорошему знакомому – Шувалову Александру Ивановичу.

– Не переживайте, никакого инфаркта у вашего папы нет.

Уф… чуточку стало легче дышать.

– Доктор… но я-я не понимаю, что произошло?! Почему возникли эти сильные боли?! Помнится, после операции вы нам говорили, что отец скоро будет как молоденький мальчик скакать! А тут опять приступ, да такой серьезный.

– Говорил, девушка, говорил… А также говорил вашему отцу, чтобы он поменьше волновался, берег себя.

– Иногда волнений не удается избежать, доктор.

Впрочем, маме не мешало бы хорошенько подумать, как поделикатнее сообщить отцу неприятные вести. Я понимаю, возникла стрессовая ситуация, но зачем было говорить папе про этот злосчастный толчок или удар, что там у них произошло? Знает ведь, что отец всегда очень болезненно реагирует, когда обижают его девочек, к тому же он терпеть не может Шувалова.