Не смотри ей в глаза

Корсак досадливо хмыкнул, достал из кармана пальто фонарик и посветил лучом направо и налево. Ничего подозрительного.

Немного успокоившись, Глеб снова повернулся к двери и на всякий случай снова постучал по ней кулаком, но с тем же результатом. Тогда он спустился с крыльца и, освещая себе дорогу фонариком, подошел к окну.

Окно было закрыто деревянными, облупленными ставнями, но Глеб без труда распахнул их. Посветил фонариком в окно, но ничего толком не увидел.

Было очевидно, что в доме никого нет.

Перед Глебом встала дилемма: он мог убраться восвояси и приехать сюда завтра, в надежде застать хозяйку дома. Но интуиция подсказывала ему, что завтрашняя поездка будет такой же безрезультатной, как и сегодняшняя, и что поговорить с хозяйкой дома ему не удастся.

Дом пуст, и, скорее всего, там давно уже никто не живет.

Так что же делать?.. Действовать легально и законно или… как придется?

Глеб размышлял еще с полминуты, а затем принял решение. Он ухватился рукой за створку ставней и вскочил на завалинку. Потом отвернул лицо и локтем правой руки вышиб оконное стекло – так, как научил его когда-то в детстве один дворовый авторитет.

Просунуть руку в дыру и сдвинуть шпингалет было плевым делом. Гораздо сложнее было удержаться на обледенелой завалинке и не съехать вниз, но Корсак справился и с этим.

Он распахнул створки окна и уже через несколько секунд был в темной комнате.

* * *

В ноздри Глебу ударил отвратительный застоявшийся запах. Он поморщился и двинулся вперед.

Продвигаться приходилось медленно, освещая дорогу маломощным фонариком. Тусклый луч поочередно вырывал из темноты шкаф, стол, диван, другую мебель. Все было старое, ветхое. Скользнув лучом по стенам, Глеб увидел незамысловатые картинки в простеньких рамках. Некоторые из них выглядели так, будто их вырезали из советских журналов и вставили под стекло. Вероятно, так оно и было.

В одном углу Глеб заметил старенький цветной телевизор «Рубин».

«Будто в прошлое попал», – пронеслось у него в голове.

Он прошел в следующую комнату. Письменный стол, стул с резной деревянной спинкой… Луч фонаря упал на стену, обклеенную пожелтевшими от времени газетными вырезками. Глеб остановился и некоторое время вчитывался в заголовки и статьи. Лицо его становилось все мрачнее и мрачнее. Затем Глеб протянул руку и сорвал со стены одну газетную вырезку. Из-под нее выскользнул листок бумаги и мягко спланировал на письменный стол.

Глеб посветил на листок – это оказалась старая, пожелтевшая и измятая фотография. Некоторое время Корсак разглядывал изображение, сопоставляя что-то в уме. Затем сунул фотографию и сорванную заметку в карман пальто.

Покинув кабинет, Корсак двинулся дальше. Луч фонарика высветил приоткрытую дверь туалета. Глеб толкнул ее и посветил внутрь. По стене пробежал паук.

Глеб пошел дальше и наткнулся на лестницу, ведущую на верхний этаж. Поднимаясь по скрипучим ступеням, Глеб испытал сильное искушение повернуться и дать отсюда деру.

В коридор второго этажа выходили три закрытые двери. Глеб двинулся вперед, поочередно открывая их и заглядывая в темные, пропахшие плесенью и мышиными экскрементами комнаты. Несколько раз он непроизвольно оборачивался и светил фонариком себе за спину. Но коридор был пуст.

Первая дверь… Вторая… Остановившись возле третьей, Глеб толкнул ее фонариком, и она со скрипом распахнулась. Он посветил внутрь. Комод, тумбочка с настольной лампой, трюмо, уставленное бутылочками из-под духов и пудреницами… Все было затянуто паутиной.

Луч света скользнул правее. Фонарик дрогнул в руке, и на секунду Глебу показалось, что у него в легких кончился воздух. Он шумно и хрипло вздохнул и, приложив усилие, взял себя в руки.

На широкой кровати, лицом вниз, лежала женщина в рваной одежде. Ее темные, длинные волосы свесились почти до пола. Глеб сглотнул слюну и сипло проговорил:

– Камилла Валерьевна!

Звук собственного голоса в огромном, темном, пустом доме заставил Глеба поежиться.

– Камилла…

Он замолчал. Замолчал, потому что понял, что она не откликнется. Луч фонарика высветил щеку и скулу женщины, и Глеб увидел голый, оскаленный череп.

Фонарик задрожал в его руке.

«Спокойно, – сказал себе Глеб. – Она мертва. Это всего лишь труп, и он ничего никому не сделает».

Однако, несмотря на доводы разума, сердце судорожно и быстро забилось в груди Корсака, и он почувствовал, что задыхается. Он хотел бежать, и в то же время не мог двинуться с места от ужаса.

В эту секунду Глеб снова услышал шорох и быстро обернулся. И вновь ему показалось, что в луче фонарика, высветившего часть коридора, что-то промелькнуло.

Корсак взял с тумбочки настольную лампу, повернулся к двери и осторожно шагнул вперед. Остановился и прислушался. Внезапно ему показалось, что он почувствовал на шее холодное дуновение. По спине у Глеба забегали мурашки. Нужно было оглянуться, но он не нашел в себе сил сделать это. Ему вдруг почудилось, что женщина уже не лежит на кровати, а бесшумно поднялась на ноги и теперь стоит у него за спиной – в рваном балахоне, с глазами черными и пустыми, как подвальные отдушины.