Не сотвори себе кумира

– Я многое повидал и наслушался в своей жизни, но такое дело слышу впервые. Судьба товарища Ефимова действительно необычна, трудна и, я бы сказал, трагична, и нам следовало бы быть повнимательнее к таким судьбам. Наказан он был жестоко, и вместо извинения перед такими, как он, за совершенные когда-то безобразия мы продолжаем наказание. Не пора ли кончать с подобными явлениями в нашей практике?

В этом же духе выступили еще двое, и наконец Пельше предложил слово представителю Ленинградского обкома.

Тот поднялся, оглядел всех и, вздохнув, сказал:

– Товарищи, я выступаю за изъятие перерыва из партийного стажа товарища Ефимова…

– Вот как славно! — весело и громко воскликнул Пельше. — Представитель обкома, отказавшего Ефимову в его просьбе, выступает против решения обкома!

Эта реплика не смутила Чернявского, а, скорее, вдохновила, так как он почувствовал в тоне и словах председателя не упрек, а одобрение.

– Я говорю это как коммунист и как представитель обкома, — продолжал он. — Сегодня, вернее, вчера я впервые увидел в деле Ефимова документ, который настолько меня поразил, что я не мог не пересмотреть явно ошибочное предложение, поддержанное мной на областной парткомиссии. Этот документ — выписка из протокола пленума Старорусского райкома от двадцать второго августа тысяча девятьсот тридцать седьмого года. Согласно этой выписке Ефимова обвинял на пленуме сам начальник районного отдела НКВД, у которого уже были доносы на Ефимова. Ефимов же на этом пленуме вместо оправданий и самозащиты выступил с. критикой работы райотдела НКВД, возглавляемого Бельдягиным, обвинил начальника НКВД в разгроме партийной организации района, выступил против его беззаконий и бесчисленных арестов коммунистов…

– Честно скажу, — совсем тихо продолжал Чернявский, — лично я в подобной ситуации едва ли нашел бы в себе мужество выступить с такой речью… Вот эта партийная принципиальность, прямота и честность Ефимова и заставили меня встать сегодня на его защиту вопреки решению нашего обкома… Да и обком, мне думается, принял бы иное решение, будь его работники понастырнее в поисках важных документов, особенно давнишних.

Это выступление окончательно склонило чашу весов в мою пользу.

В заключительном слове Пельше сказал:

– Прежде всего следует заметить, что в отношении к товарищу Ефимову было нарушено постановление Центрального Комитета тысяча девятьсот пятьдесят шестого года о восстановлении в партии всех репрессированных по политическим мотивам коммунистов и реабилитированных судом без каких-либо ограничений. Следует только удивляться, почему в шестидесятом году комитет мог "забыть" об этом постановлении и вынести такое странное решение по делу…

– А его побег из лагеря, а присвоение чужого имени?! — снова не удержался кто-то.

– Но если бы его не арестовали и не засадили за решетку, то и бежать бы ему неоткуда было! — возразил Арвид Янович. — И чужое имя ему не понадобилось бы. У него и свое неплохое имя. А что касается всяких там ошибок, то у кого их не было и не бывает? Деятельность работника оценивается не ошибками, а успехами и деловыми качествами. А как видно из всех характеристик и отзывов, Ефимов неплохой работник и принципиальный коммунист. Поэтому, подводя итоги обсуждения дела, я полагаю, надо отменить предыдущее решение комитета…

– Правильно!

– Как это отменить наше же собственное решение? — не сдавался пожилой оппонент, привстав с места.

– А так, что оно неправильное, — деликатно ответил ему Пельше. — Мы живем в такое время, которое диктует нам необходимость отменять принятые ранее явно неправильные решения и выносить правильные, отвечающие истине… Предлагается изъять перерыв в партийном стаже товарища Ефимова и считать, что он сорок лет непрерывно является членом партии. Есть ли возражения против этого решения?

– Нет!

– Возражений нет!

– Будем считать, что решение принято единогласно?

– Да, да!

Даже мой оппонент больше не стал возражать.

– На этом, товарищ Ефимов, ваше затянувшееся дело считается завершенным, — улыбаясь, обратился ко мне Арвид Янович. — Вы по-большевистски принципиально защищали свою правоту и своего добились.

Это было 17 июня 1966 года.

Так закончилась моя многолетняя борьба за правду.

Какими мы были

"Лагерная тема", заявившая о себе в начале 60-х годов публикацией в журнале "Новый мир" повести Александра Солженицына "Один день Ивана Денисовича", вскоре была закрыта. Исповедальное слово XX съезда КПСС, разоблачение культа личности Сталина пришлось не по нутру системе партийно-государственной власти, им же созданной. Система пережила своего творца и в свидетельских показаниях тех, кого она десятилетиями гноила за колючей проволокой ГУЛАГа, справедливо усмотрела суд над собой. Суд этот, начатый более тридцати лет назад, был волевым порядком прекращен, и дело отложено в долгий ящик.