Нефедову пришла в голову мысль, что эта зверюга, успевшая закусить плавающей и бегающей мелюзгой, при случае, пожалуй, не откажется заглотить и кое-что покрупнее. Он рванулся вперед, судорожно вцепился руками в перекладины вбитой в стену металлической лестницы и начал карабкаться по ним вверх, стараясь одновременно стряхнуть амебу с ног.
Хищная тварь, почувствовав, что добыча может ускользнуть, подтянулась на ложноножках, резко бросила вперед все свое грузное, неуклюжее тело и вцепилась зубами в штанину нефедовских брюк. Материя затрещала, и амеба грохнулась вниз, яростно терзая половину брючины, оставшуюся у нее в пасти.
Нефедов только было облегченно вздохнул, как перекладина, за которую он держался, отвалилась, и он полетел вниз.
Удар о землю смягчило упругое тело амебы. Нефедов вскочил на ноги и бросился бежать.
В стене открылась дверь, и в помещение вошел человек, одетый в костюм стального цвета, с длинными, зачесанными назад светлыми волосами.
– Александр Алексеевич, остановитесь! – воскликнул он, хватая за руку пробегающего мимо него Нефедова.
Нефедов ошалело уставился на человека, который поначалу показался ему лишь частью окружающего кошмара.
– Успокойтесь, Александр Алексеевич, сейчас все будет в порядке.
Человек отошел чуть в сторону и строгим голосом громко крикнул:
– Чик! Чик! А ну-ка иди сюда, безобразник!
Откуда-то сверху в руки ему прыгнул маленький пушистый зверек, похожий на белку.
– А ну-ка немедленно приведи все в порядок! – приказал человек зверьку, и в тот же миг Нефедов оказался в своем подъезде, рядом с почтовыми ящиками.
Человек со зверьком в руках подошел к нему.
– Я покорнейше прошу извинить меня, дорогой Александр Алексеевич, но во всем виноват этот маленький негодник. Это Чик с планеты Тромп. Он совершенно безобидный зверек, и не выжить бы ему среди хищников, если бы не его способность к гипнотическому внушению весьма реалистичных, как вы могли убедиться, образов. Он обороняется от врагов, превращая для них в реальность самые ужасные картины, которые только приходят им в головы. Вы, должно быть, чем-то сильно напугали Чика, и он включил свою самооборону на полную мощность.
– Это еще вопрос, кто кого напугал, – криво усмехнулся Нефедов.
Он все еще не мог прийти в себя после пережитого. Образы кошмара были настолько живыми и яркими, что невозможно было поверить в то, что это всего лишь игра воображения.
– Александр Алексеевич, дорогой, уверяю вас, все, что вы видели и чувствовали, – всего лишь плод вашей собственной фантазии. Никакой реальной угрозы вашей жизни и здоровью не было. Посмотрите на часы.
Нефедов, машинально выполнив команду, взглянул на часы. Было без десяти минут девять. С того момента, как он вошел в подъезд и оказался в кошмарном ангаре, прошло только пять минут.
– Ну посмотрите, какой это милый зверек! – Человек почесал Чику шейку. Зверек блаженно зажмурил глаза. – Не бойтесь, погладьте его.
Нефедов протянул руку и пальцем осторожно почесал Чика за ухом. Чик злобно оскалил мелкие острые зубки. Нефедов отдернул руку и подозрительно посмотрел на своего собеседника.
– Послушайте, а откуда вы знаете мое имя? Кто вы такой? Откуда вы взялись здесь со своим Чиком?
– Я? – Незнакомец смущенно пожал плечами и стал растворяться в воздухе. – Меня здесь вообще нет. Меня здесь и не должно быть.
Сказав это, он исчез полностью.
Нефедов посмотрел вниз, на свои раскисшие от воды ботинки и по колено оборванную брючину, и коротко, нервно усмехнулся. Достав ключ, он открыл почтовый ящик. На газете, которую он оттуда вытащил, стояло завтрашнее число.
ЭКСПРОМТ
Однажды холодным январским днем, когда небо было серым, а на землю с него вместо снега падал холодный дождь, асфальт был залит лужами воды, на дне которых таился предательский лед…
Бывает же, черт возьми, такая омерзительная погода в январе!
Так вот, именно в такой отвратително-мокрый январский день Сулейман Сулейманович Кадыров запрыгнул в тамбур пригородной электрички, которая, если верить расписанию, уже семнадцать минут как должна была находиться в пути.
Двери захлопнулись сразу же за спиной Сулеймана Сулеймановича.
Такую резвость Сулейман Сулейманович проявил вовсе не потому, что дождливая январская погода навеяла ему воспоминания о весне и о сопутствующем ей подъеме духа, а просто потому, что он опаздывал. Катастрофически опаздывал!
Стоя в тамбуре, прислонившись спиной к закрытым дверям с выбитыми стеклами, Сулейман Сулейманович тяжело переводил дух. Он расстегнул свой кожаный плащ, освободил потную шею от мохерового шарфа и, стянув с головы треух из енота, стал обмахивать им разгоряченное лицо.
В тамбуре было жутко накурено да еще омерзительно пахло мочой и чебуреками.
И то ли от этой вони сделалось Сулейману Сулеймановичу нехорошо, то ли атмосферное давление резко подскочило по причине промозглой погоды, да только лицо у него вдруг скукожилось, покрылось мелкими морщинками, а в глазах блеснули слезы.
И сделал шаг Сулейман Сулейманович, и открыл он дверь в вагон, и вошел в него. И жалобно, со слезой в дрожащем, надтреснутом голосе произнес: