Не спешите с харакири

На том конце долго не снимают трубку. Я задаюсь вопросом, не остался ли он на ночь в парфюмерных объятиях неутомимой мисс Ловикайфмен, но нет. В мою ушную раковину через трубку вливается густой, как жидкая смола, бас:

— Да?

— Это Сан-А!

Наверное, мое имя заставляет его встряхнуться.

— А! Подождите секунду, мне требуется глоток дезинфицирующего, чтобы проснуться.

Бутылка виски, наверное, находится у него под рукой, так как мой слух без труда улавливает характерное бульканье.

— Готово, Сан-Антонио, слушаю Вас.

— Разве мы больше не на «ты»?

— Если ты так хочешь, почему бы нет! — говорит Рульт. — Тебе не кажется, что старый краб здорово выбил всех из колеи своей дурацкой шуткой?

— Как там утряслось с легавыми?

— Неплохо. Им сказали, что с Ямомототвердолобо случился сердечный приступ, он подошел к окну глотнуть свежего воздуха, сильно наклонился и нырнул головой в асфальт.

— Их устроила эта версия?

— Вполне. Мы ведь здесь уважаемые люди, старина, нам привыкли верить на слово.

— Конверт до сих пор у тебя?

— А как же, он лежит в сейфе. Я собираюсь завтра показать его сиру Приз-Парти, знаменитому англичанину, который поселился в Японии сразу после войны, чтобы заниматься исследованием старо японских языков со времени становления шоконата.

— Ладно. Я хочу еще кое-что спросить у тебя о старикане-профессоре. Помнишь, перед тем как прийти в транс, он что-то выкрикнул по-японски? Ты понял, что он хотел сказать?

— Это было проклятие.

— И только?

— А разве этого тебе мало?!

— Что ты думаешь как знаток местных нравов, чем может быть вызвана подобная реакция у японца?

— Это наверняка что-то связанное с религией, но к этому, увы, мне нечего добавить.

Он зевает, как мясник, которого крупно подвели с поставкой свежего товара.

— Сейчас оставлю тебя в покое, — извиняюсь я.

— Отличная мысль! Как тебе моя обворожительная американка?

— Немного шебутная по периферии, но в остальном очень милая.

— Правда, гостеприимная?

— Скорее, она предпочитает самообслуживание!

Он смеется.

— Мне нравятся такие кадры. Они упрощают жизнь настоящим мужчинам и помогают решить физиологические проблемы.

Я прощаюсь с ним и отключаюсь на полдюжины часов, в течение которых мне снится, как искореженный профессор Ямамототвердолобо падает с неба, вопя: «Будьте вы прокляты!»

* * *

На следующее утро, когда мы спускаемся в холл, портье показывает нам на двух типов, сидящих рядом с выходом. Вышеуказанные месье встают и подходят к нам. Они среднего роста, в серых костюмах и черных соломенных шляпах в американском стиле. Оба — японцы, и у обоих на круглых лицах написано такое же радушие, как у сонного мужика, который с тяжелой похмелюги скрутил козью ножку из последней трешки28.

Я смотрю на них без особой радости, предчувствую, что они доставят нам немало хлопот.

— Полиция, — бросает один из них по-французски, — следуйте за нами!

Берюрье смотрит на меня понурым, как уши таксы взглядом.

— Тут афиняне афигенели, персы оперстенели, сатрапы сотрапезднулись, а крестоносцы хряпнулись крестцами и остались с носом! — выдает Берю.

Что в переводе на разговорный язык означает:

— Нас хотят повязать, надо рвать когти!

Но я утихомириваю его взглядом. Не можем же мы устроить ковбойскую разборку прямо в вестибюле гостиницы! Тем более, что можно смело рассчитывать на поддержку нашего посольства.

— В чем дело? — спрашиваю я.

— Узнаете позже, — отрезает легавый.

Мы не настаиваем и выходим в сопровождении двух ангелов-хранителей.

— В Японии полицейских тоже называют легавыми? — интересуется Толстяк.

— Не знаю.

— Их скорее всего называют здесь утятами.

— Почему?

— Да потому, что они желтые! Это же ясно, как божий день!

Как видите, мой Толстяк весьма и весьма любознателен и не менее наблюдателен, как сказал бы мой знакомый наблюдатель со стороны двух нулей H29.

Нас усаживают в большой черный автомобиль. За рулем сидит один тип. Я узнаю его по желчному взгляду в мой адрес — это шофер той самой тачки, у которой мы вчера прокололи шины. У меня возникает предположение, что мы можем испытывать определенные трудности с интерпретацией своего вчерашнего поведения по отношению к японским коллегам.

Телега пускается с места в карьер. Мы сидим сзади с одним из «утят». Другой сидит рядом с водителем, но держится начеку и не спускает с нас узких и пристальных глаз.

Наша лайба черной грозой пешеходов врезается в дорожный поток. Какое-то время мы шлифуем по центру города, and after30 выкатываемся в пригород. Так как эта дорога ведет в Кавазаки, я решаю, что нас везут на место преступления.

Но на этот раз (единственный и неповторимый) Сан-Антонио ошибается. Мы проезжаем через Кавазаки, почти не снижая скорости. Что это значит?

— Слушай, Сан-А, — бормочет его Невежество, — по этой дороге мы сможем доехать до Франции?

— Ну, ты даешь! Япония расположена на архипелаге!

— А что это такое?

— Группа островов.

Я обращаюсь к японцу, говорящему по-французски:

— Куда вы везете нас?

— В Йокогаму!

— Зачем?

— Увидите сами!

Знаете ли, ну а если не знаете, то сейчас узнаете, ваш Сан-А не может выносить, когда с ним разговаривают таким тоном.